Юноша вздохнул и повернулся к лодочнику:
– Интересно, была ли она на самом деле виновна?
– Нет, – сухо отозвался мужчина, принявшийся вновь набивать трубку.
– То есть магистрат позже установил ошибку и оправдал её посмертно?
– Нет, – всё так же коротко донеслось в ответ.
– Тогда я не понимаю…
Мужчина набил трубку и, не раскуривая, сунул её в карман.
– Говорят, что перед тем, как заколотить крышку, палач на мгновение склонился над гробом. Коснувшись кончиками пальцев своей раскроенной шрамом губы, он затем коснулся ими уже побледневших губ той, которую любил всю свою жизнь – и у которой сам должен был жизнь отнять.
– Наверное, это видели подмастерья?
Рассказчик неопределённо махнул рукой:
– Наверное. Ведь речь идёт о слухах, а с ними очень трудно докопаться до истины. Факты же заключаются в том, что вскоре после казни палач навсегда покинул Город, и больше его здесь не видели. Дом аптекаря стоял пустым, и даже не из-за дурной славы последних жильцов. Будь дело лишь в ней, рано или поздно нашёлся бы кто-нибудь – конечно, вряд ли из местных – кто купил бы его, привёл в порядок, и снова вдохнул жизнь в старые стены. Однако горожане с тех пор стали уверять, что в доме поселился призрак аптекаря, и насколько тот сам был красив при жизни, настолько же его дух стал уродлив после смерти. Вместо молодого мужчины – старик, вместо лучших камзолов – лохмотья, вместо достатка и роскоши, к которым он так стремился – нищенская сума. Проклятый за погубленные души, убийца просит подаяние, а затем выбрасывает все собранные деньги в Реку, и так день за днём, год за годом, снова и снова.
Художник судорожно сглотнул, словно у него на миг перехватило дыхание, и бросил быстрый взгляд на дом, у порога которого на тротуаре по-прежнему сидел нищий. Впрочем, спустя ещё несколько секунд он всё же смог выдавить из себя усмешку, ведь этот дом и старика ему доводилось рисовать множество раз, и уж чего-чего, а потустороннего в них не было ни капли.
– Ну а что же палач? Вы ведь сказали, что его больше не видели в Городе – ни живым, ни мёртвым?
Лодочник хитро подмигнул своему собеседнику.
– Тут уж мы можем только строить догадки. Я полагаю, что здесь ему не давали покоя воспоминания, а с таким ремеслом человек всюду найдет место. Впрочем, горожане говорят, что вслед за призраком аптекаря вернулся и палач. Якобы он всегда рядом – присматривает за назначенным убийце наказанием, и так будет до тех пор, пока смерть не позволит им обоим завершить этот путь. В конце концов, ведь все религии говорят о справедливости и возмездии по ту сторону бытия. Стало быть, кто-то должен за этим проследить.
Художник фыркнул и, расстегнув портфель, принялся укладывать в него свой альбом для набросков.
– Значит, даже неприкаянным душам отмерен свой срок, и наказание однажды завершится? Интересная теория. Насколько мне помнится, казнь через отрубание головы мечом исчезла с появлением механического топора. Значит, рассказанная вами история была…
– Сто шестьдесят девять лет тому назад.
– Выходит, сейчас как раз годовщина? Ведь дочь аптекаря казнили в конце апреля?
Молодой человек поднял голову и растерянно завертел ею по сторонам: ни на скамейке рядом с ним, ни на аллее, насколько её можно было окинуть взглядом в оба конца, лодочника не было. Только в воздухе повис горьковатый запах крепкого табака. Художник посмотрел на другую сторону дороги, где у подножия холма сумрачно хохлился мрачный силуэт старого дома, но тротуар перед ним был пуст.
