Гостья вернулась. Она приходила всё чаще и чаще, а осенью, когда на тротуар с шуршанием слетали жёлто-коричневые пятипалые листочки, и падали колючие шарики созревших каштанов, однажды пришла – и осталась. Довольный Дом наблюдал, как холостяцкая квартира в мансарде неуловимо меняется, становится уютнее под чуткой женской рукой. Мужчина снова принялся за недописанные истории, будто найдя потерянное в конце зимы вдохновение, и ещё до того, как октябрь серой пеленой моросящего дождя завесил пейзаж за окном, хозяин мансарды отослал свою рукопись в издательство.
* * *
Снежные хлопья бесшумно падали на кованые завитушки балконных перил и ажурные опоры козырька над парадной дверью, из больших полукруглых окон мансарды с частым мелким переплётом в зимний вечер пробивались тёплые жёлтые лучи света. На широком подоконнике устроилась молодая женщина, задумчиво глядя на снегопад, и время от времени делая глоток из чашки с ароматным липовым чаем. Заскрипели половицы, щёлкнул замок входной двери – мужчина, с ног до головы в снегу, улыбающийся и пахнущий морозом, показался на пороге.
– Прости, на почте такая очередь, все спешат до праздников успеть, – он торопливо разулся, поставил на стул рюкзак, а на стол положил пластиковый конверт для бандеролей, который тут же в нетерпении стал вскрывать кухонным ножом.
– Ты похож на ребёнка с подарком, – слабо улыбнулась она. – Целый год ждал, неужели десять минут что-то поменяли бы? У тебя всё пальто в снегу, разденься.
– Сейчас, сейчас, – мужчина извлёк из пакета картонный коробок, открыл его, достал обёрнутую в пузырчатую плёнку книгу, и протянул её женщине. – Взгляни!
На первой странице его первой книги, там, где авторы обычно помещают эпиграфы или посвящения, издательство – по настоянию молодого писателя – отпечатало одну-единственную короткую строчку: «Любимая, выходи за меня».
Женщина радостно вскрикнула, прикрыла рот рукой, и перевела взгляд на мужчину. Улыбающийся, мокрый от растаявшего снега, он с лёгкой растерянностью смотрел, как в глазах её появились слёзы, и выдохнул с облегчением на тихое:
– Да!
Заулыбался ещё шире, обнял её и, целуя, произнёс:
– Мне хотелось придумать для тебя самый лучший новогодний подарок. Удалось?
Она легонько поцеловала его в ответ и мягко отстранилась.
– Удалось. Только… – женщина замялась, затем, словно решившись, быстро произнесла. – У меня для тебя тоже подарок.
– Да. Твой ответ! – мужчина рассмеялся, но, видя, как глаза её вновь наполняются слезами, резко посерьёзнел. – Что случилось?
Вместо ответа она осторожно взяла его широкую ладонь, и легонько положила себе на живот. Мгновение-другое мужчина непонимающе смотрел на сплетение их рук, потом медленно поднял на неё ошеломлённый взгляд. Вопрос от волнения повис в воздухе недосказанным, и прозвучал тихо, как вздох:
– Ты?..
Снежные хлопья бесшумно падали на кованые завитушки балконных перил и ажурные опоры козырька над парадной дверью, из больших полукруглых окон мансарды с частым мелким переплётом в зимний вечер пробивались тёплые жёлтые лучи света. На широком подоконнике сидели, обнявшись, двое: женщина в полудрёме склонила голову на плечо своего мужчины, он гладил её волосы, и на губах у обоих блуждала лёгкая счастливая улыбка. Дремал под снегопадом старый Дом, дремали каменные совки под карнизом крыши, а по всем квартирам, лестницам и холлу плыл смолистый, ни с чем не сравнимый дух рождественской ели – и мандаринов.
