– То-то же, – буркнула Софочка, и зайдя в спальню, громко захлопнула за собой дверь.
Ей приснилась молодость. Это был тот период, когда её называли Софьей. Волосы Софьи действительно отливали чистым золотом, причём без помощи современных парикмахерских ухищрений. Такой оттенок от природы – солнечные золотые блики в жаркий летний полдень. Она их почти не укладывала, оставляла распущенными и лишь иногда подкалывала с боков заколками, чтобы не мешались. Локоны сияющим шёлком струились по плечам, доходя до середины спины. Потом, после той жуткой истории Софья коротко постриглась. И волосы, утратив свою роскошную длину, каким-то непостижимым образом утратили и свой цвет. К сорока годам он стал скучно-мышиным. А спустя пару лет появилась первая седина, и Софочка – тогда её уже стали называть именно так, – начала краситься в тёмно-русый.
Погрузившись в колдовское царство Морфея, Софочка видела себя безмятежно гуляющей по весеннему цветущему саду. Это был, определённо, сад её бабушки. Юная Софья бережно обрывала лепестки пастельно розовых цветков яблони и складывала их в маленькую корзиночку. Бабушка стояла рядом, улыбалась и довольно кивала головой.
– Яблоня – это дерево любви. Из его плодов, цветов и коры получаются самые лучшие обереги и любовные талисманы.
Кто произнёс эту фразу Софья не поняла – то ли бабушка, то ли она сама. Лёгкий ветерок приподнял над плечами её золотые волосы и закружил. Испугавшись, что порыв ветра разметёт собранные ею невесомые лепестки яблоневого цвета, Софья аккуратно прикрыла ладонью верх корзиночки и пошла к дому. Но ветер не сдался, он закрутил переливающиеся на солнце локоны и закрыл ими лицо девушки. Софья ахнула, выронила корзиночку из рук и лепестки тут же взмыли вверх. Теперь вокруг её головы кружился небольшой, но плотный вихрь из собственных волос вперемешку с яблоневым цветом. Рассмеявшись, Софья и сама закружилась в каком-то первобытном танце цветущей весны и беззаботной юности.
Она проснулась от своего смеха. За окном плыла густая ночь.
– Наступит весна, поеду за город, в бабушкин дом, – невнятно пробубнила Софочка. – Пора возрождать сад, – добавила она, и перевернувшись на другой бок, снова уснула.
И как только она провалилась в сон, рекамье в соседней комнате зашелестело листвой. Весенней листвой пышно расцветающих яблонь. Старая ткань вспыхнула сочной изумрудной краской, свет от которой разлился по полу, стенам и потолку. В спальню Софочки сквозь дверную щель тоже просочился сияющий зеленоватый луч. Он словно бесплотный туман окутал спящую женщину. Едва коснувшись её волос, окрашенных в печальный оттенок безысходности, луч оставил на них крошечные искры. Искры сверкнули солнечным светом, да так и остались в волосах Софочки. А луч ушёл.
Два месяца Лилит умело скрывала свои чувства.
Но к середине зимы Анна всё же догадалась, что с её ученицей творится что-то неладное. В один из вечеров, когда девушка помогала ей в приготовлении снадобий, она попросила её немного задержаться. Разложив на столике прозрачные и чистые, словно сама истина, кристаллы горного хрусталя, Анна зажгла белую восковую свечу, и пригласила Лилит присесть напротив неё.
– Что у тебя на душе, милая? – мягко спросила Анна. – Ты о чём-то тревожишься?
Окинув ритуальный стол беглым взглядом, Лилит сразу же поняла настоящую цель будущего разговора. Да Анна её и не скрывала. Глупо что-то скрывать от ведьмы.
