─ Не навязывайте мне ваше счастье, у меня своё есть! ─ возмутился тот, принимаясь вновь за сметану.
Марта выбралась из избушки и огляделась в поисках подруги. Небо причудливо меняло картины, спеша сменить прозрачную акварель на более насыщенную гуашь. Заметив ворону на макушке огромной сосны, махнула ей лапой, оглянулась назад, как бы в лёгком поклоне прощаясь с избушкой, Котом, бабой Ягой и бросила на едва видимую тропку клубок. Тот крутанулся на месте и направился в чащу, где вскоре затерялся среди кривых стволов, оставив слегка примятый след. Марта ускорила шаг, сокрушаясь в душе своей медлительности. Красный хвостик нити в свете солнечных лучей казался маленькой змейкой, скользящей среди зелёной травы и мха. Амелфа, перелетающая с одной сосны на другую, зорко следила за клубком и поторапливала медведицу. Лес оборвался внезапно, будто срубленный. Они вышли на высокий пригорок. Мир был широк отсюда. Внизу бежала река. Шустрая чистая ничем не обременённая, вся в мурашках, а рядом с ней берёза, похожая на цыганку, шелестела юбками на ветру и любовалась своим отражением. Марта засмотревшись на всю эту красоту, не заметила движения в кустах.
─ Эй, Кикимора, не трожь не своё! ─ каркнула Амелфа, обнаружив, как темная фигура на берегу подобрала клубок, и резко нырнула в кусты. Ворона, было, рванула следом, но запуталась в ветках и сердито запричитала. Марта торопливо скатилась вниз. Её тут же обдало волной в изящных завитках пены и, она мокрая, недовольная протяжно зарычала.
─ Подумаешь, каких-то ниток пожалели. Вы потеряли, я нашла, ─ раздался скрипучий голос, ─ в чём проблема?
─ Ничего мы не теряли. Это Яги подарок, путь указывает, ─ Марта немного успокоилась.
Из яра захлопал деревянными ладошами, захохотал старый дед Леший, а Кикимора высунулась из кустов, осмотрелась и разлилась белёсым туманом. Подхватил ее смешливый прибрежный ветерок, да и унёс за дальний овраг. Подивились подруги, но делать нечего, придётся самим путь искать, только как? Марта задумалась. Ей вспомнились слова бабушки, что надо радоваться каждому приключению и в любой ситуации говорить себе, что все идёт по плану, мало ли какой у тебя сумасшедший план. Она вспомнила, как высовывалась из берлоги и вглядывалась в небо, в облака, в мерное их движение. В деревья, в течение воздуха. Всякий раз, когда она наблюдала за лесом и начинала говорить с ним, он уносил её. Отогревал сердце, подбирал тот самый ключ, неведомый никому…
Медведица посмотрела на красную божью коровку, что притаилась в листьях ромашки, на взъерошенную траву и, молча, побрела по берегу в поисках брода. Но к вечеру, неожиданно, словно вспомнив нечто важное, махнула Амелфе лапой, указывая на другой берег, и пустилась вплавь. Когда подружки очутились на другом берегу, чёрная бархатная ночь, расшитая золотыми огоньками звёзд бережно укутывала небо. Мокрая, голодная медведица опустилась поодаль от берега и затихла. Усталость давала себя знать, и она прикрыла глаза, пытаясь погрузиться в сон, но не тут-то было. Амелфа бесцеремонно теребила её то за ухо, то за мохнатые лапы и беспрестанно спрашивала, где они, на что та сонно отвечала, чтобы ворона успокоилась и не всё ли равно где они.
─ Ничто так не раздражает, как предложение успокоиться, ─ глубокомысленно произнесла ворона, ─ и если нам всё равно, где мы находимся, значит, мы не заблудились, сунула голову под крыло и замолчала.
