– Кожевники, Кольчуга, Горлышко Бутылки, улица Железной Гривы, Скотопрогон… Взгляните, как медленно, но верно меняется архитектура города, когда мы отдаляемся от реки, – Илая, кажется, чувствовала себя на куртуазной конной прогулке. – Вся эта странная лепнина по карнизам, желоба и водостоки в виде раззявивших пасти чудовищ… Архитекторы вдохновлялись нечеловеческим зодчеством Подземелья и бездумно переносили его элементы сюда, на поверхность. Как будто не мы завоевываем Подземелье, а оно нас.
– Кажется, вы не слишком жалуете Подземелье.
– В отличие от многих, – Илая долго молчала, потом продолжила: – Господин Орф, что вы думаете о теории, которая гласит, что у нашего разума есть тень, сотканная из глубинных, непознаваемых чувств и стремлений?
– Я знаком с этой теорией. Но я никогда не замечал, что мой разум отбрасывает какую-либо тень, – Мартейн вдруг вспомнил безмятежное лицо Гроциана Угаин, вспомнил Тлеющий Лес. – Хотя, возможно, в этом-то и смысл.
– Безусловно. Это Подземелье нашего разума, если хотите. Оно являет себя в наших ночных кошмарах, и преследует нас. Если продолжить метафору, можно сказать, что мы уже какое тысячелетие спим и видим во сне Подземелье. Или Подземелью снится наш мир?
– Я же говорил, что не силен в метафизике.
Они прибыли на Рыночную площадь по боковой улице Призрака-Медведя. Илая Горгон показала на Собор.
– Вам не кажется, что эти его остроконечные шпили, все эти многочисленные пинакли, похожие на языки окаменевшего пламени, так и тянутся вверх, так и тянутся в ужасе подальше от Подземелья? Собор построил первый Король-Дракон на месте капища Бо-Йелуда, где приносили человеческие жертвы. Говорят, у Короля было две головы. Удобное соответствие с традиционными Рогами Власти Вокил, не находите? Может быть поэтому они предали своего бога и стали первыми вассалами Дракона и полководцами его армий.
Внутри Собора было холодно и темно – закрытые туманом, словно ставнями, витражи ослепли и состарились. Выжившие Мясники Божьи иступленно молились у алтаря, и Мартейну стоило немало усилий заставить их действовать.
Когда он вышел, Илая привычно ждала его у лошадей.
– На сегодня все, – сказал Мартейн. – Я безмерно благодарен вам за поучительную экскурсию, но мне надо хоть немного поспать.
– Вы знакомы с гербом города – драконом, пожирающим свой хвост? – внезапно спросила собирательница слухов. – Вы знаете, что он символизирует?
– Смерть и перерождение? – вяло откликнулся Мартейн. Он готов был улечься прямо на ступенях Собора, хоть опухоль на руке и дергала, как больной зуб.
– Традиционно – да. Цикл бытия, вечность, которая сама себя тратит и возобновляет. Своего рода бессмертие. Считается, что эта эмблема пошла от Королей-Драконов, но задолго до их появления в этих краях существовали древние культы Луны, той самой колдовской Луны Фестиваля, которую вы имели удовольствие наблюдать вчера. Так как Луна периодически увеличивается и уменьшается в размерах, она стала символом цикличности жизни и ассоциировалась со змеем.
– Занятно.
– Не более того. Символ – не вещь в себе, застывшая во времени. Он текуч и имеет свойство менять свое значение. Не изменил ли теперь этот символ свой смысл на более мрачный? Слепая жадность, безудержная аутофагия, каннибализм. Грех.
– Никогда не рассматривал это с такой точки зрения.
– Этот город жиреет от своих же мертвецов, господин Орф, и в конце концов он проглотит сам себя. Эти медицинские практики, которые распространились по всему миру отсюда… Они ненормальны. Бороска – город Луны, колдовства и суеверия. Свет Солнца, свет рационального разума не достигает темных глубин Подземелья, и никогда не достигнет. Поэтому Подземелье опасно, господин Орф, смертельно опасно для всего человечества. И я убеждена, что оно как-то связано с чумой. Чума пришла оттуда.
