– Набальзамируют кого-нибудь?
«Набальзамируют» на языке молодого Скобелева значило «убьют».
– Ну да… набальзамируют.
– Вот еще… куда им. А впрочем, на то и война… Что-то уж давно без дела торчим здесь – скучно. У нас в Туркестане живей действовали…
– Хотите, отец сейчас уйдет? – обращался к Своим Скобелев, когда тот уж очень начинал брюзжать.
– Как вы это сделаете?
– А вот сейчас… Папа… Я, знаешь, совсем поистратился… У меня ни копейки. – И для вящего убеждения Скобелев выворачивал карманы…
– Ну вот еще что выдумал… У меня у самого нет денег… Все вышли.
И крайне недовольный, «паша» уходил назад, оставляя их в покое.
Обрадованная этим, молодежь брала лодки, сажала туда гребцами уральских казаков и отправлялась на рекогносцировки по Дунаю – под ружейный огонь турок…
Это называлось прогулкой для моциона.
В сущности, тут было гораздо больше смысла, чем кажется с первого взгляда. Во-первых, и казаки, и офицеры при этом приучались к огню, приучались не только шутить, но и думать, соображать под огнем; во-вторых, развивалось удальство и презрение к смерти, столь необходимое истинно военным, а в-третьих, изучался Дунай с его островами и берегами… В одной из таких рекогносцировок участвовать привелось и мне. Небольшая рыболовная лодочка забралась в лабиринт лесистых островов Дуная, заползала во все их закоулки. Точно выслеживала в них кого-то… Небольшой турецкий пикет, засевший где-нибудь, хотя бы с верхушек этих же деревьев мог наверняка перебить нас всех.
– Ну что, нервы молчат? – обернулся к нам Скобелев.
– Да!
– Значит, из вас прок будет!..
Вскоре после этого как-то еду я в экипаже из Баниаса в Журжево… По пути двигаются маленькие отрядцы солдат, идущих в Журжево, Слобозию и Малоруж к своим частям. День был жаркий, все обливались потом. Степь, переполненная солнечным светом, слепила глава… Издали, нагоняя нас, показалась кавалькада – молодой Скобелев с двумя или тремя своими офицерами. Наехал на кучку солдат-пешеходов.
– Здорово, братцы.
– Здравия желаем, ваше-ство!
– Трудно идти… Жарко!
– Трудно, ваше-ство…
И солдаты скрючились, понурились… Ранцы оттягивают, жидовские сапоги незабвенного Малкиеля жмут ногу. А тут еще по самую ступицу в песок уходишь…
– Ну-ка попробую и я с вами.
Генерал сошел с коня, отдал его казаку…
– Поезжай-ка в Журжево… Прощайте, господа. Я вот с этими молодцами…
И пошел пешком… Спустя минуту между солдатами послышался смех, шутки… Толпа ожила… Песни запели – генерал подтягивает…
– О чем он говорил с вами? – спрашиваю потом у одного из них.
– Орел!.. Только как это он солдатскую душу понимать может – чудесно… Точно свой брат… У одного спрашивает – когда офицером будешь? Тот, известно, смеется… Николи, ваше-ство, не буду. Ну и плохой солдат, значит… Вот мой дед, точно такой же мужик был, как и ты, из сдаточных… Землю пахал, а потом генералом стал!..
– Он ведь наш!.. – заметил другой солдат.
– То есть, как наш? – удивился я.
– Он самого правильного, как есть мужицкого природу!.. – с гордостью подтвердил он.
– Из наших, брат, тоже – настоящие выходят. За ним – как у Христа за пазухой.
– Сказывают, евоный дед прежде был Кобелевым, а потом его как произвели – в Скобелевы пустили…
Потом такие прогулки с солдатами стали для Скобелева обычным делом. Тут он знакомился с ними, да и они его узнавали.
– Ен, брат, к тебе в душу живо влезет.
– Ен, вот как, надо прямо говорить, сто сажон скрозь землю видит!
