– Не подпишу. – Собрал силы Картошкин. – Делайте, что хотите, не подпишу. Не убивал.
– Ну, что ж. Вам не надо, а нам тем более. Так и запишем. С материалами следствия ознакомлен. Вины своей не признает. Следствие закончено, дело передается в суд. – И Валабуев стал заполнять бумаги. Чувствовал он себя хорошо (не то, что несчастный Картошкин), и даже голову склонил на бок от усердия.
– Ну, допустим, Картошкин. – Вступил молчаливый Шварц. – Вот вы – репортер криминальной хроники. Вроде бы, должны понимать. Как вы сами объясняете… если не вы, то кто? Ведь ясно, есть у вас интерес к этой истории. Из-за которой вы сейчас на нары собрались.
Нужно отдать должное, репортерская хватка брала свое, и поникший Картошкин ожил. – Я хотел для журналистского расследования. Думал, что-то есть. Потому интересовался. Но не убивал…
– Это мы слышали. – Подал голос Валабуев.
– А вчера еще одного убили. Из этой компании. В гей клубе… – Встрепенулся Картошкин.
– Не убили. А доставили в больницу в бессознательном состоянии, результатом черепно-мозговой травмы. Это ваши информаторы поспешили. Чуть что, сразу убийство.
– Иностранцами мы не занимаемся. – Вставил Валабуев, не отрываясь от писанины.
– Факт прискорбный. – Вел своё Шварц. – Для этой публики (извините, что я так говорю) специальная полиция нужна. Не поделили предмет страсти нежной. Но это, знаете, литература для ваших расследований. А у нас дело конкретное. Улики против вас достаточны. Сами должны понимать. Хоть, если бы удалось доказать, тогда, возможно… дела объединить. Но мы свое закрыли.
– Как это закрыли? – Встрепенулся Картошкин.
– Нашли и изобличили преступника.
– Вас, то есть, гражданин Картошкин. – Уточнил Валабуев.
– А дальше пусть суд решает. – Закончил Шварц.
– Я не убивал. – Бился в отчаянии Картошкин.
– Ладно, мы формалисты. Защищаем закон. Нам иначе нельзя. А чтобы вы стали делать? Ведь молодость спасать нужно.
– Я бы продолжил расследование. – Твердо сказал Картошкин.
– Какое расследование. – Балабуев, не отрываясь от бумаг, возмутился, но теперь солировал Шварц.
– Смотрите, Картошкин, как выходит. Вот закроют вас сейчас годиков на восемь…
– Десять, как минимум. – Поправил Балабуев.
– Восемь-десять, человек ко всему привыкает. Может, полюбите кого, так и выходить не захотите. А для нас главное, дело с концом. Улик достаточно. А если отпустим, тогда что?… дальше искать… шансы, сами понимаете… Когда не вы, то кто? А вы возьмете и сбежите. Что тогда? Как бы вы поступили на нашем месте?
– Я буду искать. Пока не найду.
– Леонид Германович. – Мягко упрекнул Балабуев. – Что ты начинаешь. Сам ведь слышал (кивок в сторону Картошкина). Невиновен он.
– Слышал. Знаете, Сергей Сидорович, пусть он пока в коридоре погуляет.
Вызвали дежурного, отправили Картошкина в коридор за плотно закрытую дверь. Минут десять понадобилось. Шварц все так же безучастно сидел в углу, Балабуев распоряжался.
– Ознакомьтесь с протоколом. Распишитесь. Обвинительное заключение. Вот здесь. Статья позволяет в исключительных случаях оставить обвиняемого на свободе под подписку о невыезде. И здесь распишитесь. Фамилию полностью. Найдете что-то новое, вновь откроем дело, а пока оснований нет. Вот этого человека благодарите. Леонида Германовича Шварца.
– Значит, так. – Наставлял Шварц, пока бледный и измученный Картошкин поспешно подписывал бумаги. – Дальше конечной станции метро не отлучаться категорически. Ночевать обязательно дома. Иначе, сами понимаете. Вот мой служебный телефон. Раз в три дня будете звонить. Если звонка не услышу, место ваше готово.
