Куда мы едем ночью на подводе?
От взгляда солнца волчьего укрыто
Шершавою рукою материнской
Татьянино бессонное лицо.
О, Господи!
Уже тогда – Татьяна,
Тогда уж с полным именем носилась,
Как с расписной, набитой чудом торбой,
Дни обживая, словно погремушки.
Но чтобы косы выдались на славу,
Чтоб змеями любовными взвивались
Над будущими радостями жизни,
Была Татьяна долго стригунком,
Шершавою рукою материнской
Да ножницами стрижена «под ноль»…
О, жеребёнок, мчащий за телегой,
Ты всё ещё летишь дорогой к дому
По чистой тверди памяти Татьяны…
Забыла столь всего – дорогу помню
Сквозь многолетье лунное, степное,
Лесное, огородное, речное,
Туда, где мне и пять, и семь, и десять
Всё исполнялось лет, всё исполнялось,
Туда, где всё встречали да встречали…
Меня вносили в старенькую хату,
Закутывали в сонные одежды
И спать велели под приглядом света,
Незыблемо парящего в лампаде
Пред ликом строго-доброго святого
Там, в глубине, в старинном возвышенье…
Шершавей, тяжелее материнских
Всегда бывали бабушкины руки,
Что в сон меня тихонько опускали…
Когда же утро – петухи с подзоров
Кричали, замиряясь с петухами
Зари, а те – с дворовыми, живыми,
А над столом струился пар молочный
Из голубой, а может, красной кринки.
Такой всегда была дорога к дому.
Она в душе на донышке осталась,
Горчит домашним сладким молоком.
1983
