Слава России - страница 27



Девица, меж тем, отвернулась и пошла по тропинке в лес. Все лепо было в ней! И плавность царственной осанки, и до самых колен спадающая смоляная коса в мужескую руку толщиной, и удивительная белизна, нежность кожи… Андрей быстро выскочил на берег и, одевшись, поспешил за приворожившим его видением. Он никогда еще не видел подобной красоты. Ни одна женщина не успела доселе тронуть его сердца. А тут, словно околдованный, последовал за ней…

– Поздорову ли живешь, боярышня? Прости, коли напугал невзначай!

– Прости, если и я помешала тебе, витязь!

Глубокий, грудной голос странным образом сочетался с совсем еще юным лицом. Странным было и лицо это – белое, продолговатое, гордое, совсем не детское в столь нежные годы… Гордости много было в этом лице! В царственной посадке головы, в высоком челе и всегда чуть поджатых губах. И в глазах! Два омута – темных, как ночь, каким огнем умели гореть они, какие молнии извергать! В тот миг Андрей еще не знал об этом. В тот миг он просто тонул в этих омутах, удивляясь собственному душевному смятению.

– Как звать тебя, боярышня?

– Улитою.

– Меня – Андреем.

– Андрей? Мужественный, значит?

– Да, так переводится мое имя. Ты разве знаешь греческий?

– Отец много учил меня.

Андрею, в совершенстве знавшему шесть языков, это понравилось.

– А кто же твой отец?

Лицо девицы омрачилось:

– Он погиб, – проронила она, и впервые вспыхнули пугающим огнем ее черные глаза.

– Царствие Небесное ему, – Андрей перекрестился. – Это от того ты так печальна?

Скорбное выражение лица юной красавицы стразу бросилось ему в глаза, эта скорбь делала ее еще прекраснее.

– Да, витязь. Я очень любила моего отца, и мне не хватает его. Поэтому я ухожу в лес, чтобы одной поплакать о нем. Прости, мне пора возвращаться домой. Братья, должно быть, уже хватились меня.

– Я хотел бы вновь увидеть тебя, боярышня!

– Приходи вновь и увидишь, – был ответ.

На другое утро он снова ждал ее на берегу, ждал не с пустыми руками, но с княжьим подарком. Из дальних краев привез он матери богатый платок, шитый жемчугами и бисером, но княгиня Мария не дождалась сыновнего гостинца, и теперь покрыл он плечи красавицы Улиты. Зарделись щеки боярышни, видно было, что по душе пришелся ей богатый дар. Но вновь торопилась она уходить, вновь ничего не сказала о себе, не сказала и где искать ее. Точно и впрямь русалка или лесовуха, а не дева из плоти и крови!

О ту пору прибыл в строимый град отец. Был он еще не стар годами и истый богатырь телом. Андрей, бывший от рождения сутул, уступал ему и ростом, и статью, хотя силой и ловкостью уже превосходил родителя. Хрупкость покойницы-матери сделала его тоньше, легче, нежнее будто бы – так, по крайней мере казалось подле могучего и грозного Юрия Владимировича.

Едва приветствовав сына, огорошил князь:

– Надумал я, Андрей, женить тебя.

При этих словах вздрогнул вчерашний созерцатель. До крайних двух дней он и вовсе не задумывался о женитьбе, а ныне лишь одну жену подле себя представить мог. Да неужто отказаться от нее в угоду отцу? И поникла душа – а ведь придется… И не в государственном смысле дело, а заповедал так Бог. Сын да будет отцу покорен… Стоял Андрей, как стрелой пораженный, ничего не отвечал родителю. А тот, не обращая внимания на его смятение, продолжал:

– Вечером попируем наславу! Заодно и познакомишься с нареченной!

Смутно было на душе у князя весь оставшийся день. Даже молитва не шла на ум ему. Проскакал наметом несколько верст по самым буеракам, чуть не запалив любимого коня, и в терем княжеский возвратился темнее тучи. Там уже вовсю кипела подготовка к пиршеству, жарились ароматные туши, разливались пенные меды, носили проворные служки блюда с восточными яствами.