Отъезжали на следующий день вечером с Белорусского вокзала поездом Москва–Берлин. К нему были прицеплены вагоны до Амстердама, Парижа и наш вагон до Хук Ван Голланда. Э. Айзенштейна провожали жена, дети, седой элегантный мужчина преклонного возраста – его отец. В. Комарова провожала жена. Свадьба состоялась незадолго до отъезда. Я был без провожающих. Заграничный характер командировки придавал особую окраску проводам. Хотя отправлялись на четыре месяца, признаков грусти не было: уезжающие и провожающие одинаково были счастливы. Трудно передать словами ту радостную праздничную атмосферу, которая царила в момент проводов у дверей вагонов. И отъезжающие, и провожающие, до этого момента, знающие о возможной поездке в течение нескольких месяцев, не надеялись на нее, не верили в свою избранность. Позади многочисленные анкеты, проверки, комиссии – и вот у тебя в руках билет в конкретное купе, конкретного вагона с неизвестной тебе доселе табличкой Хук Ван Голланд. Эти детали говорили о многом. Это уже был не только билет на спальное место в международном вагоне – билет в иную жизнь. Во-первых, было признано, что мы соответствовали жестким требованиям – тебе доверяют. Людям текущего десятилетия, разъезжающим по многим странам на основе полученных в течение недели турпутевок, этот трепет и радость понять невозможно. Принималось во внимание и многое другое. Ты получишь преимущество в технических знаниях и развитии, ты станешь лидером в своем деле. Учитывались и материальные вопросы, иначе зачем бы и килька покупалась. Четырехмесячная командировка в капстрану по доходам могла приравниваться к трем годовым зарплатам в СССР, для ее участника реальностью становилась машина, кооперативная квартира на Родине. Для меня, рано потерявшего отца, выросшего в семье, где мама одна растила – четырех детей, да и для всех ребят моего возраста – двадцать шесть лет, это была недостижимая мечта.
Сели, поезд тронулся. Ставлю на столик купе водку, сырокопченую колбасу, кильку в томатном соусе. Немой вопрос моих коллег – почему в томате? Мы же предупреждали, что за границей тянет на соленое, к тому же, что очень важно, килька в пряном посоле хранится очень долго. Прошу прощения, не все понял на прошлом инструктаже, купил десять банок в томатном соусе, десять – пряного посола. Водку выпили, колбасу съели, но и килька в томатном соусе пришлась всем по вкусу.
В Белоруссии, в Орше, в наш вагон сели ребята из Могилевского ПО «Химволокно» вместе с руководителем П. Н. Зерновым – главным инженером предприятия. Белоруссию проехали, не заметив за разговорами окрестностей. Двухчасовая остановка в Бресте для смены пар колес с колеи СССР на колею Восточной и Западной Европы. Рекомендация: сходите в привокзальный ресторан и съешьте на память наш борщ с белорусским салом, была воспринята, как рекомендация по исполнению гимна – всеми. Далее – Польша, Восточная Германия, ночью – Западная Германия с кричащей на десятки километров рекламой на зданиях Западного Берлина. Все это проходит как в калейдоскопе с всевозрастающим уровнем благоустройства и освещения городов, вокзалов, перронов. Поражали люди на перронах: спокойные, неторопливые, очень хорошо одеты, причесаны, с прекрасными чемоданами. Это был другой мир для меня, имеющего тесную связь по жизни с Москвой, но еще большее удивление было написано на лицах ребят из Могилева. Это просматривалось прежде всего в пристальных взглядах, сопровождающихся поворотом голов до момента, пока не исчезнет объект удивления. Но при этом никаких восторгов, удивлений вслух. Согласно проведенному инструктажу в ЦК, мы не должны были ничем восторгаться. Русский, восторгающийся Западом, – находка для вербовщика. Логика простая – наша страна и жизнь в ней краше всех. В обеих Германиях еще оставались участки разрушенных домов, костелов, усадеб. Шел двадцать третий год после войны, но далеко не все раны еще были залечены.
