След от солнечной тени - страница 4

– Знаешь, ты сейчас говоришь «они», «люди», будто себя не относишь к «ним». Да и ведь есть куча случаев, когда пожилые сами просили дать им таблетки, чтобы… поскорее это случилось. Для них смерть – это спасение.

Николас тяжело выдохнул табачный дым, легкая ухмылка появилась у него на лице.

– А я и не считаю себя принадлежащим к ним. Ничего, кроме гневной жалости, я к ним не чувствую. Я не хочу быть одним из «этих». Возвращаясь к твоему вопросу, ну, а кто попрет против простой усталости? Усталости от постоянных трубок, капельниц, таблеток и терапий? И у тех потекут слезы в конце. Каждому есть о чем сожалеть.

– Ты тоже о чем-то сожалеешь?

– Не равняй нас. Бывало.

– Расскажешь?

– Нет, конечно. С чего ты взял?

– Я просто думал, что…

– Что? – резко оборвал его Ник. – Что узнав про мои сожаления, ты поможешь мне? Что я буду откровенничать с тобой, и после этого разговора мы станем друзьями, которые каждое воскресенье собираются у кого-то в гостях и дарят подарки на Рождество? На это рассчитывал? – все так же ухмыляясь, Николас смотрел в упор на погрязшего в смятении Сэма.

– Я, наверное, пойду, Ник.

Сэм немного привстал со стула.

– Да сиди, ладно. На чем мы остановились?

– Ты много куришь, это уже вторая за последние пять минут.

– Тогда я тебе обещаю, что обязательно буду сожалеть об этом перед смертью. Продолжим. Ты читал досье на мальчишку?

– Да, мельком.

– Что скажешь?

– Избиение. Жалко парня.

– В этом я не могу не согласиться.

– Серьезно? Тебе кого-то жаль? – не без иронии проговорил Сэм.

– Не издевайся. И да, мне его жаль. Сейчас то, что я скажу, прозвучит жестоко, но мне нужно это сказать, ибо, не зная этого, ты меня не поймешь.

– Да я и так тебя не совсем понимаю.

– Ко мне попадают тысячи мертвых людей в год. Тысячи. И что хочу сказать: мне не столько жаль младенцев, сколько таких парней как Саймон Андерсен. Ибо парни в его возрасте уже умеют думать, они знают, что это такое – знать, планировать, действовать. У них даже, возможно, есть план на ближайшее будущее, возможно, великое будущее… И тут нелепый случай портит все. Понимаешь? Все, – он щелкнул пальцами, – нить оборвалась. И подумай, что было в его голове, когда он чувствовал удар за ударом? Его избили родители до смерти. Те самые люди, которые были обязаны заботиться и защищать его, пока есть силы, избили собственного ребенка. О чем он думал во время всего этого? Уж не о жестокости родителей, о силе их ударов. А о том, чтобы это прекратилось, о том, сколько всего он уже не сможет сделать. Сэмми, он представлял все это и сожалел. А в твоем возрасте только спустя время осознаешь всю полноту утраты. Это неписанный и в то же время нерушимый закон, который подкреплен чувствами, имеющими разную природу происхождения. Сожаление – самое распространенное и САМОЕ гадкое чувство из всех. Честно. Оно стольких людей сломало и перекроило, что не сосчитать. И если ты думаешь, что перенесешь обидное событие без него, то я тебе скажу – ты глубоко ошибаешься. Вспомни, неужели ты не сожалел, когда твоего пса сбила машина или когда ты расстался с девушкой в институте? Повсюду это ощущение. Знаешь, как оно действует? Хотя мне плевать, я все равно расскажу, я уже вошел во вкус. Так вот, сначала оно кидает в тебя камнем. Да, именно камнем, чтобы ты почувствовал удар и чтобы образовался синяк. А лучше гематома, чтоб наверняка. Затем пропадает на время, давая тебе возможность прийти в норму. А вот после этого оно снова бросает камень, только уже побольше, в то же самое место. Боль от этого намного сильнее, чем в первый раз, рана глубже и серьезнее. И так будет продолжаться до тех пор, пока весь ты не покроешься ссадинами. Но я тебе открою секрет – есть средство против этого. Есть тот самый щит. Нужно лишь возвести вокруг себя стену. Желательно, из кирпича. Красного – печного и огнеупорного. На случай вспышек эмоций. И тогда ни одно чувство не сможет причинить тебе боль. У тебя будет все, что нужно для проживания жизни, но не будет ничего для воспоминаний. Согласись, небольшая цена за целостность и сохранность души и сердца?