– Ну что ж… поехали… – ответил я все с той же неохотой.
Добирались мы часа два по жаре. В автобусах, как всегда, была жуткая давка. Когда автобус тормозил, Зейнаб прижималась ко мне и это был единственный приятный момент во всем этом сумасшествии. Наконец автобус начал пустеть и вскоре, фыркнув, застыл на конечной остановке. Я с Зейнаб и еще несколько оставшихся пассажиров, выбрались неспеша на солнцепек. Вокруг простирался выжженный почти желтый пустырь, словно бы продырявленный то тут то там голубыми звездочками цикория. Как только все вышли, двери автобуса снова с выдохом закрылись, и он рванул с места, будто за ним гнались.
– Обратно на такси поедем… а то, я устала, – сообщила Зейнаб.
– Серьезно? – спросил я с сарказмом. – У меня денег всего – ничего… разве что еще поесть что-то докупить… И то – без икры и шампанского. Имей в виду!
– Не переживай. Все будет хорошо, – пообещала Зейнаб. – Пойдем лучше. Тут недалеко.
Мы миновали проходные дворы, перетянутые вдоль и поперёк бельевыми веревками, затем миновали подворотню, и вышли, наконец, на разбитую грунтовку, вдоль которой потянулись серые заборы частного сектора. Ещё минут через двадцать мы оказались на опушке леса.
– Вот мы и пришли… – сообщила Зейнаб, – ты бывал тут раньше?
– Ну как не бывать… – ответил я. – Бывал, конечно, хотя и нечасто.
– А, ну тогда тебе объяснять ничего не нужно… – сказала она, будто обращаясь сама к себе.
– Что объяснять? – переспросил я.
Зейнаб посмотрела на меня с некоторым удивлением.
– Ну, например, ты разрешительную молитву знаешь?
– Какую еще молитву?
– Ой… до чего ж ты дремуч, все-таки… – вздохнула она. – Мы же сюда не гулять все-таки пришли!
– А зачем? – спросил я вполне искренне. – Я до сих пор не понимаю, если честно.
– Мне надо собрать кой-какой травы. Для тебя, к слову… Думаю, что смогу тебя открыть сегодня. Ну, чтобы ты лучше понимал, что с тобой происходило и происходит. Ты не против, кстати?
– Самое время спрашивать… – ответил я, – но нет, не против.
– Тогда повторяй за мной… – И она затараторила нечто, напоминающее, скорее, какой-то заговор, нежели молитву. Что-то вроде: «…траве твоей поклонюсь, с ветром твоим обнимусь, духам твоим отдамся на милость…» Я едва успевал за ней повторять.
Затем мы вошли в лес. Там было сумрачно и немного душновато. Мы брели минут двадцать, несколько раз уходили с тропы в сторону и пройдя пару сотен метров, находили другую. Зейнаб шла впереди уверенным шагом и не оглядываясь по сторонам, она явно бывала тут далеко не один раз. Наконец мы вышли на небольшую круглую поляну, посреди которой рос старый, наверное, пятисотлетний дуб.
– Посиди отдохни, если хочешь, – предложила она, – а я быстро…
Я присел на поваленное дерево и почти сразу меня накрыло необычное странное ощущение. Это было похоже на какие-то внутренние приливы внимания… Я, например, вдруг ощутил все свои внутренности, я отчетливо почувствовал, как кровь бежит по венам… и это было не просто странно. Это было, если честно, даже немного страшновато. Я встал, мне вдруг невыносимо сильно захотелось курить.
– Что не так? – Зейнаб обернулась ко мне.
– Не знаю… – я описал ей свои ощущения.
– А, это хорошо. Ничего не бойся. Лес тебя изучает. Наоборот – постарайся открыться. Плохо не будет. – Она снова отвернулась и стала собирать какие-то растения.
Я закрыл глаза и посидел так несколько минут. Зейнаб подошла и потрепала меня по волосам:
