– Мне оно зачем? – возмутился Вадим.
– Просто подержать, можешь? – развёл руками отец. И мгновенно уточнил: – Не сложно?
– Не сложно, – процедил Вадим, пристёгиваясь ремнём безопасности. Щелчок, подёргал в стороны. Порядок, безопасность обеспечена. – Подержу.
– Вот и хорошо, – отрезал Верес-старший, дав по газам.
Такой странный подарок не стал для Вадима сюрпризом, ведь его отец фанатично коллекционировал зеркала. Он так часто и много развешивал их на стенах собственного кабинета, что иногда казалось, будто умом тронулся. Уже и места свободного не оставалось, а он приносил ещё и ещё. При всём том стекляшки эти были разные, не только новые в современных рамах, но и допотопные: облезлые, ободранные и почерневшие от времени. Другие находки были светлыми и чистыми и, приятно поблескивая от любого освещения, чётко и тонко отражали тебя, какой есть, без прикрас и без кривляний. Встречались экземпляры без рам с обгрызенными краями, словно их пытались съесть, откусывая по кусочку, но не получилось, и оставили обглоданными. А отец пожалел и домой принёс, отогрел, на стену повесил, смахивал с них пыль, говорил с ними. Зачем?
– Почему оно в чёрном? – нарушил тишину Вадим после получасового молчания.
Трасса в вечерних сумерках. За окном дождь. Зеркало в руках. Подкатила необъяснимая тоска и загудела в груди беспокойством.
– Так нужно, – не отрываясь от дороги, бросил отец.
– Исчерпывающий ответ, – хмыкнул парень, задрав голову и уткнувшись взглядом в потолок. – Не знаю, зачем спросил.
– После узнаешь, – заявил отец, и одной фразой подвёл черту под другими вопросами сына.
– После чего? – не отставал Вадим. – После – это когда именно и как его измерить и понять? После, есть нечто или ничего, как таковое? Как определить, что после уже настало? И самое главное, пап, где «до»?
– Время придёт, и во всём сам разберёшься, сын.
– Когда оно придёт, пап, время это? – насмешливо протянул парень, покосившись на отца. – Оно уже вышло? В пути или ещё нет? Не сбилось ли? Может, выйти и встретить его и…
– Хватит! – оборвал отец.
Строго. Грубо. Не смешно.
Хватит, так хватит. Зеркала-то важнее сына будут, бесспорно. И вот что странно, многие из них в кабинете Вереса-старшего совсем ничего не показывали. Словно ослепили стекло, перекрыли доступ света и красок, впихнув то, что недавно отражало, в ущербность. Находки эти вызывали у Вадима робость и отвращение. Когда смотрел в них и ничего не видел, подкатывала дурнота. Они казались ему мерзкими, скользкими и хитрыми. Не верил он в такие экспонаты, подозревал в них изворотливость. Будто они знали некую страшную тайну, но скрывали её в глубине под толщей слепоты. Может, врали непроглядной чернотой, а сами припрятали внутри себя гадкое зло, что задолго до, ещё в зрячей жизни видели. Впитали в себя подлость и грязь, перенасытились всем этим и ослепли. Вдруг сегодня прозреют и выплеснут наружу, чем переполнились. Глупо, наверное, и смешно, но сторонился их Вадим, не смотрелся в такие стекла и себя не показывал. Не боялся, нет, – остерегался.
Громоздкий сувенир неприятно давил углами в ладони. Парень чуть оттянул шершавую ткань на подарке, который держал в руках – незрячее зеркало. Брезгливо двумя пальцами прикрыл обратно.
– Фу, гадость, какая, – кисло протянул он. – Не люблю их.
– Не гадость – презент. Оно не для тебя, Вадим. Тебе рано такое, – отмахнулся отец. И тут же, улыбнувшись, бережно похлопал поверхность стекла ладонью. – Редчайший экземпляр. Полгода за ним гонялся.
