В этом весь он. Для него важен процесс изготовления, сборки, ремонта, ковки, доводки до ума, причем неважно чего – машины, которой сто лет в обед, хрустального шара, ножа из обломков старинного клинка, амулета редкостной красоты. Он истинный мастер, обладающий даром слышать вещи и видеть их внутреннюю суть, но любой, даже самый необычный предмет, становился для него неинтересным в тот момент, когда его уже никак не улучшишь.
Собственно, потому он не мог не попасть в поле зрения тех, кто живет под Луной. Его талант первым разведал Арвид, причем совершенно случайно. Как-то вечером он оказался в этом самом дворе, был зол и голоден, потому решил полакомиться тогда еще совсем юным Петром, который за полночь засиделся в своем гараже, мастеря какую-то очередную поделку. И уже почти вцепился глава вурдалачьей семьи в шею молодого умельца, да тут ему на глаза попалась копия камеи Гонзага, вырезанная не из сардоникса, разумеется, а чуть ли не из булыжника, но от той, эрмитажной, ничем не отличающаяся. Она валялась среди хлама на верстаке, что поразило Арвида, сразу понявшего, что за данный репликант неплохие деньги можно получить. А то и вовсе тот, что в Петербурге находится, упереть, а этот вместо него положить.
Вот так и вышло, что сначала он, а потом и многие другие обитатели Ночи стали то и дело наведываться сюда, в этот гараж, каждый со своей надобностью. Петр никогда никому не отказывал, особенно радуясь наиболее сложным заказам, цены не ломил и голову свою хитросплетениями внутренних отношений между работодателями не забивал, в любых ситуациях сохраняя нейтралитет. Причем, что любопытно, он просто как факт принял новость о том, что мир не совсем таков, как он считал до того всю жизнь, но никакого душевного трепета по этой причине не испытал. Ну так – и так. Чего теперь, повеситься?
Обитатели же сумерек быстро и без споров присвоили ему неприкосновенный статус, прекрасно понимая, что другого такого мастера поди поищи, потому даже самый недалекий гуль теперь не посмеет Мечникову даже для острастки свой гнилозубый оскал показать.
Меня с Петей познакомил наставник, незадолго до своей смерти, и мы как-то сразу поладили. Ему было по сердцу то, что не он один такой, оказывается, есть и другие обычные люди, которые обитают в этой странной системе координат, мне же нравилась его невероятная для нашего нервного времени незлобливость и то, что он никогда не разбрасывается фразами вроде: «Это сделать невозможно» или «Подобные вещи не чинятся, можешь выбрасывать». Нет для него невыполнимых задач в той области, где нужны острый разум, точный глаз и умелые руки.
– Как-то пригодится, – кивнул я. – Если что, то знаю я одного любителя старых машин, он ее за хорошие деньги возьмет. Сведу, отрекомендую, все пройдет в лучшем виде.
И даже процент не возьму за посредничество, ибо грех на таких, как Петюня, наживаться. Я же не Кукушкина какая-нибудь? Не в смысле – на дураках, а на людях, у которых душа ребенка осталась. Такая, к которой грязь не липнет.
– Спасибо, – заулыбался мастер. – Ладно, теперь вываливай, зачем пожаловал?
– Что скажешь? – Я вынул из рюкзака мешочек, в котором лежал подарок Хозяйки, из него достал один камушек и протянул Петру.
– Медь, – мгновением позже ответил тот, после подбросил его на ладони и отметил, – но тяжелее обычной. Любопытно.
Он вытащил из кармана некую фигулину, вставил ее наподобие монокля в правый глаз и начал осматривать полученный предмет со всех сторон.
