Наконец рикша остановил свое транспортное средство возле неприметного трехэтажного здания на южной окраине Пномпеня. На первом этаже располагалась парикмахерская, за витриной которой был виден тусклый огонек. Крижевский протянул рикше несколько бумажек по два риеля. Это было гораздо больше положенной суммы, но он всегда давал чаевые несчастным уличным извозчикам, услугами которых пользовался крайне редко. Взглянув на изможденное лицо рикши, Крижевский предположил, что парень, скорее всего, вкалывал с самого утра, а далеко не только в ночную смену.
– О-кун! – поблагодарил извозчик и широко улыбнулся, радуясь хорошей выручке: на этот раз ему попался по-настоящему щедрый «баранг».
Николай подошел к входу в парикмахерскую и тихо постучал в застекленную дверь. Изнутри послышались осторожные шаги, и женский голос спросил на ломаном французском: «Кто там?»
– Я к госпоже Мак, – сказал Крижевский.
Дверь открылась, и на пороге показалась щуплая вьетнамская девушка. Она смерила Крижевского равнодушным взглядом и пропустила внутрь. Журналист прошел через темный зал парикмахерской и вошел в небольшую комнатку, тускло освещенную небольшим торшером. Посреди комнаты стоял большой красный диван, на котором разлеглась толстая китаянка, одетая в дорогое вечернее платье, которое совсем не шло к ее рыхлой и некрасивой фигуре. Китаянка неспешно встала с дивана, ласково улыбнулась Крижевскому и слегка поклонилась ему. Журналист в ответ тоже поклонился.
– Добрый вечер, госпожа Мак, – поздоровался он по-французски.
– Добрый вечер, – ответила китаянка. – Вы пришли к Миех, как всегда?
– Да, конечно, как всегда. Она здесь?
– Естественно. Она уже ждет вас, – сказала госпожа Мак. Она подошла к стоявшему в углу небольшому шкафчику, достала оттуда старый железный ключ и протянула его Крижевскому. – Комната номер три, второй этаж. Вы уже знаете.
– Спасибо, госпожа Мак.
Николай вышел из комнатки в темное помещение парикмахерской и направился к лестнице на второй этаж, располагавшейся в самом темном углу. Ступеней видно не было, поэтому вьетнамская девушка подсветила лестницу фонариком, пока журналист поднимался. На втором этаже был узкий коридор, освещенный висевшей под потолком лампочкой. По обеим сторонам коридора располагалось пять обшарпанных дверей с висевшими на них металлическими цифрами. Из комнаты за самой дальней дверью слышались тихие женские стоны.
Крижевский подошел к двери под номером три, вставил ключ в замочную скважину и вошел внутрь. Он нащупал на дверном косяке выключатель, повернул его, и под потолком зажглась тусклая люстра из красноватого стекла. Посреди тесной комнатки с низким потолком стояла большая кровать, рядом тумбочка и вешалка. На этом вся меблировка заканчивалась. Крижевский расстегнул рубашку, сел на кровать и глубоко вздохнул в предвкушении поистине райского удовольствия.
Дверь тихо открылась, и на пороге появилась красивая камбоджийская девушка лет двадцати пяти. На ней был шелковый китайский халат, украшенный изображениями драконов. Ее звали Миех, и она была одной из самых очаровательных женщин, которых знал Крижевский. Недаром ее имя переводилось на русский как «золото». Впрочем, Николаю вообще очень нравились камбоджийки. Их кожа была смуглой и упругой, волосы – очень густыми и иссиня черными, глаза – большими и выразительными, а губы – широкими и очень чувственными. Эти же черты были присущи и многим камбоджийским мужчинам. Влюбленный в Камбоджу Бенчли вообще постоянно твердил, что кхмеры – самая красивая нация Индокитая.
