Неожиданно Голос-в-голове, вместо того чтобы опровергать мои слова и давить обвинениями, ухмыляется довольно: Отлично, малышка, запомни эту злость. Хватит терпеть! Иди и сделай! Ты ведь обещала, в конце концов.
Вот и ворота нашего особняка. А я – в самом деле – выхожу из машины уже не в слезах, трясясь от страха перед всем миром, а с уверенностью в себе. Пусть у меня мало сил и возможностей, но я всё равно буду бороться. Я обещала Дэну. Он верил, что я смогу. Значит, я смогу.
Отец бросает:
– Иди в южную столовую, пусть кухарка что-нибудь подаст. Через двадцать минут поднимайся в мой кабинет.
Дом, который я знаю наизусть, даже на ощупь. Провожу пальцами по лакированным деревянным панелям стен. Успокаивающий запах детства. Жаль только, что детство закончилось слишком быстро – когда я поняла, что мама умерла из-за меня, отец ненавидит меня за это, а гувернантка играет в игры не потому, что ей хочется, а ради зарплаты. Так что с игр я перешла на чтение – чтобы не навязываться ей и никому не мешать. Книги были прекрасны, они рассказывали столько странных и чарующих историй… О путешествиях в далёкие страны, где не бывает снега и долгих зимних ночей. О людях, которые давным-давно, до изобретения нашего привычного быстрого и лёгкого синтезирования, создавали краски из природных материалов и умудрялись без современных инструментов, на глаз, творить огромные фрески – столь прекрасные, что даже не верится. Я удивлялась всем этим чудесам, которые происходили с другими, и грустила, что они никогда не произойдут со мной. Почему я так решила, откуда взяла эти мысли? Что у меня нет таких способностей, как у других, и нет необходимой силы воли, или сообразительности, или обаяния, или что там нужно ещё, чтобы начать приключение и довести его до успешного финала. Что мне не стоит даже пытаться. Что за тупая идея?!
В южной столовой – новый обеденный стол. Странное ощущение. Как будто машина времени сломалась и занесла меня в альтернативное прошлое. Я-то надеялась вернуться в тёплую память детства, но этот стол торчит посреди комнаты как раздражающее напоминание о том, что всё ушло безвозвратно.
Кухарке приходится объяснять, что я – дочь господина судьи, госпожа Александэр. В итоге она всё-таки подаёт закуски и кувшин с молочным коктейлем, но поглядывает на меня настороженно, словно ждёт, что я вот-вот убегу с серебряным сервизом.
В детстве я обожала бутерброды с ветчиной, но они были другие, чем эти. Тогдашняя кухарка, Анна, делала какой-то особенный соус. Помню его вкус, но не знаю названия – тогда, конечно, не спрашивала, а теперь уже никак не выяснить. Грустно. Я бы хотела попробовать те бутерброды ещё хотя бы раз.
Жевание помогает думать, и в памяти вдруг всплывает тот человек, следивший за мной пару недель назад. Из-за вчерашних эмоций и сегодняшней паники всё вылетело из головы, но теперь я вспомнила про него. Это наверняка связано с похищением. Зацепка! С другой стороны, она никуда не ведёт, про того человека ничего не известно. Мой энтузиазм сдувается до состояния дряблого и сморщенного воздушного шарика. Ладно, всё равно стоит рассказать отцу, вдруг поможет.
Под дверью кабинета я оказываюсь через семнадцать минут. Беспокойство требует зайти поскорее, начать что-то делать, решать проблему, но я послушно останавливаюсь, лишь сверлю дверь жадным взглядом. Массивная, тёмного дерева. Руки чешутся постучать. Но отца раздражают непунктуальные люди.
