Наконец, автобус прибыл. Это была больница, и нас быстро стали распределять по палатам. Врачи, персонал и простые люди, все суетились, помогая пострадавшим. Народу было очень много. Меня подняли на носилках на третий этаж, я уже совсем не могла ходить. Рядом со мной в палате лежали та кричащая девочка, ещё одна девочка и парень – мы были примерно одного возраста, 10—11 лет. Было уже утро.
Я пыталась уснуть, но боялась закрыть глаза – перед глазами всё время стояли картины землетрясения, разрушающиеся дома. Утром в палату начали заходить люди – добрые, заботливые, они обнимали, целовали, плакали вместе с нами. Носили еду – очень много, но я не могла есть, аппетита не было, да и зубы были сломаны. Один уходил, другой приходил – все такие добрые, в их глазах – любовь и жалость. Врачи к нам не подходили – не успевали, слишком много было людей, они спасали жизни.
С момента землетрясения я всё ещё терпела невыносимую боль, а девушка рядом продолжала кричать. Только на следующий день прилетели врачи из Киева и, наконец, зашли в нашу палату. Сначала сделали рентген ноги кричащей девушке, потом спросили меня, что болит. «Правая нога», – ответила я. Они сделали снимок, не снимая колготок. Моя нога опухла ещё больше. Сделав снимок, они ушли. Потом зашла медсестра и наложила гипс на ногу той девушке. Я ждала, когда займутся мной, но они ушли, ничего не сделав. На второй день к нам, как и раньше, приходили люди, но добавились новые. Простые люди приносили еду и кормили всех. Девушка рядом перестала кричать, начала играть и есть. Я тоже была очень голодна и съела картофельное пюре с котлетой, приготовленные тётей Флорой, а потом тётя Марго угостила вкусными булочками. Я привыкла к сломанным зубам и ела, как могла.
Я уже привыкла к боли, она была постоянной, но я терпела. Перед глазами всё время стояли картины землетрясения: погибшие люди, запах крови, отчаяние в глазах мамы, плач бабушки, разрушенные дома… Я думала о родных и ждала, когда меня найдут. Не знаю почему, но я чувствовала, что отца и брата уже нет в живых. Я их не видела, как и других родственников, но почему-то именно их отсутствие ощущала особенно остро.
Мне было очень плохо от этой мысли, я ругала себя и пыталась отогнать её.
На третий день всё продолжалось: люди приходили, кормили, старались подбодрить, но никто так и не занялся моей ногой. Они пытались снять колготки, но нога сильно опухла и застыла в крови, снять их было невозможно. Медсёстры, на вопрос о лечении, отвечали: «Сейчас, сейчас… врачи подойдут». Врачи же были заняты спасением жизней: кто-то терял кровь, у кого-то случалась остановка сердца, у кого-то начиналась гангрена… Им было не до меня, и тех, кому помочь не могли, ампутировали руки или ноги…
На третий день в палату входит женщина с медсестрой. Смотрит на нас – растерянность и восхищение смешались в её глазах, слезы катятся по щекам. Она протягивает ко мне руку, голос срывается на крик: «Да, да! Вот они! Они!…».
Мы не понимали, что происходит. Она, как пулемёт, прошла по нам, всех обнимала и целовала. Обняла, и опять по кругу, и по кругу… – «Я вас видела! Я вас видела во сне! Иисус Христос пришёл во сне, говорил: «Они ждут тебя, иди, спасай их! Он показывал вас. Мне он говорил, что вы без родителей».
И правда, из нас никого ещё родители не нашли. Она обнимала нас ещё и ещё, плакала от счастья: «Я вас нашла! Я по всем палатам шла, искала вас!» Она по всем этажам, по всем комнатам заходила с медсестрой и смотрела. Каждый раз, когда открывали комнаты, она говорила: «Нет, не они», – пока не дошла до нас!
