Слоновья память - страница 3

– Ступайте с миром, – произнес он неторопливо с итальянским акцентом, – и не теряйте моего папского послания, не дав его прежде прочесть моим возлюбленным братьям епископам. Sursum corda и Deo gratias [14] или наоборот.

Он тщательно затворил за ней дверь и вернулся к столу. Шарлотта Бронте смерила его оценивающим взглядом из-под полуприкрытых век:

– Пока не решила, симпатичный вы козел или мерзкий, но, на всякий случай, шли бы вы в пизду вашей матери.

В пизду матери, подумал он, до чего верно сказано. Он повертел это выражение во рту языком, как карамель, ощутил его цвет и теплый вкус, отступил во времени к тому дню, когда прочел его нацарапанным карандашом на стене школьного туалета среди поясняющих рисунков, объявлений и четверостиший, на фоне тошнотворного воспоминания о тайно выкуренных сигаретах, купленных поштучно в магазине канцелярских товаров у греческой богини, подметавшей прилавок излишне пышным бюстом и останавливавшей на покупателе пустые, как у статуи, зрачки. Там же, в темном уголке, худенькая женщина с видом подчиненной поднимала петли на чулках, о чем с витрины вещало сделанное по трафарету объявление («Подъем Петель, Быстро и Качественно»), похожее на таблички на решетках Зоологического сада с латинскими названиями животных. Настойчивый запах карандашей фирмы «Виарку» мешался в лавке с запахом сырости; и дамы весьма округлых форм, возвращаясь с рынка с покупками в газетных кульках, заходили пожаловаться отчаянным шепотом греческим сиськам на свои семейные неурядицы, вызванные маникюршами-извращенками и француженками из кабаре, которые соблазняли их мужей тем, что складывались вчетверо под возбуждающую мелодию «Полуночного вальса», профессионально оголяя ляжки.

Негр, мастурбирующий во дворе, начал в назидание санитарам корчиться в беспорядочных оргиастических конвульсиях, выставив шланг наружу. L’arroseur arrosé [15]. Неутомимая Шарлотта Бронте опять принялась за свое:

– Слушайте, вы, бездельник! Знаете, кто хозяйка этого всего?

И после паузы, рассчитанной на то, что врача успеет крепко взять за горло ужас, как школьника, застуканного на том, что он чего-то не знает, по-хозяйски шлепнула себя ладонью по животу:

– Я.

Глаза, презрительно оглядывающие доктора из-под полуопущенных век, вдруг брызнули лучами длиной с двадцатисантиметровую линейку:

– Не знаю, уволю я вас или назначу директором. Соответственно.

– Соответственно?

– Соответственно решению моего мужа, укротителя бронзовых львов Себаштьяна ди Мелу маркиза ди Помбал [16]. Мы торгуем дрессированными зверями для статуй, каменными бородатыми пенсионерами для фонтанов, неизвестными солдатами с доставкой на дом.

Он перестал ее слушать: тело его все еще изображало любезный вопросительный знак – этакое воплощенное внимание мелкого чиновника, внемлющего начальству, лоб, где все бугорки и ложбинки лица столпились, как прохожие вокруг извивающегося на мостовой эпилептика, морщился, демонстрируя асептический профессиональный интерес, шариковая ручка ожидала идиотского приказа о начертании окончательного диагноза, но на подмостках мозга сменяли друг друга смутные головокружительные сцены затянувшегося до поздних утренних часов сна, с которым тщетно борются вкус зубной пасты на языке и фальшивая рекламная свежесть лосьона после бритья, безошибочные признаки того, что ты уже инстинктивно барахтаешься в повседневной реальности, где нет места прихотливым кульбитам: осенявшие его воображаемые планы Зорро вечно, не начав воплощаться, растворялись во внутреннем меланхолическом Пиноккио, отразившись в нарисованной улыбке поверх его настоящих, сложенных в смиренную гримасу губ. Портье, каждый день будивший его настойчивым звоном колокольчика, представлялся ему сенбернаром с бочонком на ошейнике, спасающим его его in extremis