– Не навернемся, – уверенно сообщил мне Стас и тут же споткнулся об мои ноги, с диким воплем улетая головой вперед куда-то в район пюпитров и скелетов.
Когда последний пюпитр и последний скелет, с грохотом падая, похоронили под собой бестолковую голову Стаса, я замер, присев на корточки возле него, и уточнил:
– Ты как там, товарищ, живой?
– Не совсем, – грустно отозвался товарищ. – Правая нога болит дико. Если сломал, мне кранты.
Он осторожно отложил навалившийся на него хлам в сторону и попробовал встать. Потом, охнув, снова сел на пол.
Я взял у него из рук фонарик и посветил на правую ногу.
– Колено или лодыжка?
– Внизу где-то, лодыжка, наверное, – сказал Стас, оттягивая штанину комбинезона с щиколотки к колену.
В свете фонарика правая лодыжка не выглядела как-то совсем уж страшно. То есть это была нога как нога.
– Пальцы шевелятся?
Мы вдвоем стянули с пострадавшей ноги ботинок, потом носок и осмотрели слегка вспухший голеностоп. Пальцы на ноге бодро шевелились.
– Вывих, похоже, или растяжение, – резюмировал Стас. – Но ходить точно не смогу, болит прям очень сильно.
Я помог ему вернуться в короб и оставил там сидеть на трубах.
Одному изучать захламленный чердак оказалось страшно – в бледном свете фонарика Стаса каждая тень казалась камуфляжной формой, а любой звук – предвестником нападения.
Спустя минут тридцать я наткнулся на то, что искал – кладбище запыленных пластиковых бутылок для кулера, многие из которых оказались запечатанными и заполненными доверху. Часть оказалась заполнена частично, а примерно треть бутылей были пусты.
Я приволок одну такую полную бутыль в наш короб, а потом, подумав, притащил и парочку пустых.
– В пустые будем отливать, когда приспичит, – объяснил я. – Иначе нас по запаху найдут.
Стас бурно одобрил мою инициативу и принялся, прыгая на одной ноге, собирать с обратной стороны короба что-то вроде умывальника, совмещенного с туалетом. В качестве приемного бака туалета в его конструкции выступала одна из пустых бутылей, которую Стас ловко обрезал все той же своей многофункциональной отверткой.
– Может, нам тут неделю придется провести, а то и две, – предположил он, заканчивая свой инженерный шедевр.
А потом он снова вошел в роль бригадира:
– Поискал бы ты, Михась, еще что-нибудь полезное. Может, все ж таки здесь жратва какая-нибудь обнаружится.
Я послушно отправился на поиски и дошел почти до противоположной стороны здания, когда в шаге от меня распахнулась доселе невидимая дверь, мелькнул свет ярких фонарей и в дверном проеме показалось несколько фигур в военной форме и с оружием.
Я вжался в стенку и мягко отступил назад, в спасительную темноту.
Послышались неспешные шаги, звуки ударов ботинками по пачкам книжек, коробкам и окаменевшим от старости мешкам с цементом. Быстро стало совершенно ясно, что солдатикам не хотелось тщательно копаться в этом пыльном и старом дерьме.
– Тут только хлам, книжки, коробки, мешки. Вся старое, ржавое, гнилое. Короче, ничего интересного, – откровенно зевая, подытожил один из голосов.
Мужчины потоптались недолго в светлом проеме, осторожно прошлись взад-вперед по лабиринту среди мусора, а потом, наконец, ушли, захлопнув за собой дверь.
Снова стало темно и тихо, и в этой тишине я вдруг явственно услышал чьи-то далекие крики, полные мучительной боли.
Мне пришло в голову, что это воет Стас от боли в лодыжке, и я пошел обратно, стараясь поменьше спотыкаться в полумраке чердака.
