СЛУЧАЙ - страница 18
– Чи не парся, у мене таки ж проблеми с италийским. Вообще, падежи – це жесть. Ось живешь соби, говоришь и не помечаешь, що говоришь правильно, без акценту або ошибок. А тут мени сразу же вычисляют на раз. Любов у них мужского роду, а сифилис женочого. Прикинь? Чому?
– Не знаю, я, кроме русского, не умею говорить. Не учила, думала, что мне никогда не пригодится. Я и по-русски-то говорю не очень, если честно. Но нам, женщинам, и не надо, наверное, уметь говорить. Как думаешь?
– Это едина правильная думка, яку ти зараз сказала, Франка. Жинкам у цейном будинку рот потребен, щоб им работати, а не трепатися. Усекла. Одегайся. Инакше мени потрапить, ек що мы опоздаем.
– Ладно, ладно, Оксана, не переживай. Мои вещи можно оставить в комнате?
– Так, не беспокойся, вони никому тут, крим тебе, не потрибни. Тут не крадут, це территория любови… и мафии.
– Мафии? – ухмыльнулся Адам, начав раздеваться, – Ты, Оксана, порядочная фантазерка. Сейчас вся мафия у нас, на Родине, а здесь с ней борются. Вспомни комиссара Катанью. Европейские новости смотреть нужно, а не русскую пропаганду слушать.
Оксана язвительно хмыкнула и ничего не ответила, прислоняясь к дверному косяку, молча наблюдая за тем, как Адам раздевается.
– Ни, правда, якби я не бачила, що ти баба, я б подумала, що ти мужик, – наконец прохрипела она после того, как Адам разделся донага и, стоя голым, пытался примерить черное платье, – У тебе повадки мужика. У всякому рази, так обычные жинки не раздягаються.
– Ты бы лучше мне помогла, вместо того, чтобы комментировать мою неуклюжесть.
– Не так, Франка, не так, – наконец, сжалилась над Адамом хохлушка и помогла одеться, – вот так, понимаешь? Звидки ти така недотепа?
– Если бы я тебе призналась, что я женщина всего несколько часов, что бы ты ответила?
– Я скажу, що в тебе з головою не в порядку. Ти що, дурь приймаеш? Нюхаешь або колешься?
– Ни то и ни другое. Ладно, проехали. Помоги одеть бусы и пойдем.
– А туфли? – рассмеялась Оксана и, нагнувшись, подняла пару модельных лодочек на высоких каблуках и сунула Адаму под нос.
– Слушай, я тебе честно признаюсь, но я не умею ходить на каблуках. Я смотрю, на тебе классные сандалии. Можно, я их надену, а ты возьмешь вот эти, на каблуках?
– Ти хочешь надити мои гладиаторы? – удивилась Оксана, но не стала возражать против предложенного обмена: она молча переобулась и отдала свои сандалии Адаму, который не без труда застегнул их многочисленные ремешки вокруг своих щиколоток.
– Не погано, – хмыкнула Оксана, – монтируется до твоего сегоднишнього прикиду. Одегай браслет и пишли.
– Куда? – попытался уточнить Адам, но она только раздраженно отмахнулась от его вопроса и открыла дверь в коридор. Самое удивительное заключалось в том, что Адам совершенно не беспокоился о своей дальнейшей судьбе, по прежнему оставаясь уверенным в том, что все, что с ним сейчас происходит, – это лишь волшебное приключение, которое обязательно лично для него закончится благополучно. Откуда в нем рождалась эта уверенность для него самого было загадкой, но ему прежде всего было интересно испытать всю ту палитру новых чувств, которые ему столь щедро дарило новое тело, которые захлестывали его разум, заставляя скорее чувствовать, но не анализировать происходящее с ним.
Вслед за Оксаной войдя в узкую деревянную галерею, по которой они изначально попали сюда, он последовал за ней в робком молчании, которое неожиданно охватило его перед появлением на публике, которого он ожидал с плохо скрываемым нетерпением. Внутри у него все клокотало, словно он нанюхался кокаина, и сердце стучало с невыносимой скоростью, заставляя кружиться голову и отдаваться болью в висках. Пройдя по галерее до самого конца, вслед за своей спутницей он спустился по узенькой винтовой лестнице на один этаж вниз и оказался на балконе, выходящем в колонный зал с верхним стеклянным фонарем, сверху донизу задрапированным ярко-красными полотнищами с белыми кругами посередине, отдаленно напоминавшие фашистские стяги, с той лишь разницей, что вместо свастики в центре белых кругов чернели какие-то каббалистические знаки, значение которых Адаму было не известно. Внизу, в центре зала, располагалась площадка в размер баскетбольной, со всех сторон огороженная сеткой, разделенная пополам: одна половина была белой с черной разметкой, а другая – полной ее противоположностью по цвету. Вдоль площадки шла полоса из ярко-желтых матов, обрамляя ее со всех сторон, а по всему периметру располагались столики с креслами, какие обычно ставятся в стрип-клубах вокруг сцены с шестом, на котором выступают танцовщицы.