Под оглушительные крики гондольеров, плеск волн и гомон толпы, громко шаркающей по серым плитам набережной, Адам благополучно добирается до колонн Сан-Марко и Сан-Теодоро, горделиво обозначающих вход на пьяццетту, где попадает в цепкие руки уличных фотографов, двух стариков с жуликоватыми лицами, одетых в одинаковые тельняшки и капитанские фуражки с золотыми кокардами, обступивших его с обеих сторон под одобрительное цоканье языков и бесконечное клокотанье: «Белиссимо, белиссимо, белла, белла, че белла дона».
Адам замер в испуге, не зная, как ему реагировать на их неприкрытую лесть с явно выраженным меркантильным подтекстом: они откровенно хотели развести его на деньги, но как ему было пока непонятно. Неожиданно для самого себя он улыбается, томно вздыхает и игриво воркует в ответ:
– Нихт пароле, скузато, – отчего приводит престарелых альфонсов в сущий восторг.
– Синьора, бенне, бенне, ноу проблема, да дове сиетте ариватти? Да дове? Прего, уна фото? Прего, прего, че белла дона. Гратута-м-е-н-т-т-е-е-е! Прего, прего, прего.
Плохо понимая, что они ему говорят, Адам продолжал улыбаться, недоуменно пожимая плечами. Наконец, ничего не придумав умнее, он признался на русском:
– Ничего не понимаю. Ферштейн, старая обезьяна? Я русский, копире? Облико морале. Но мани фо ю! Копире?
– О, руссе, руссе, – радостно в один унисон взвизгнули фотографы и поменялись местами: сизоносый встал слева, а круглолицый с морщинистым лицом младенца – справа от Адама, – Но палраре ун по ин руссо, копире? Ун по ин руссо! Я говорить руссо, мало-мало. Белла, че белла дона. Ай, калинка-малинка. Тцэ, тцэ, тцэ, ах, малинка! Вы, руссо, очень, очень красиво.
Адам зачем-то поправил грудь, – видимо, это была неподконтрольная ему телесная реакция, – и снова улыбнулся, после чего опять повторил:
– Но мани фо ю, ферштейн?
– Но мани, но мани, долче белла, для вас бесплатно, калинка-малинка. Хочешь фото? Фантастик фото!
– Бесплатно? – снисходительно уточняет Адам, поправляя волосы, – если бесплатно, то можно.
– Можно, можно, – засуетился сизоносый, который и оказался знатоком русского языка, – фантастик фото. Пер долче донна фантастик портфолио. Кописко?
– Кописко, кописко, старый пиписко, – хохотнул Адам и повел плечами, – Давай фотографируй – я не против.
– Уна моменто, белла донна, – встрял в разговор напарник сизоносого, отчего его лицо сложилось в приторно-слащавую гримасу, – Э туйо окьи нери коми дуэ стели пер ме. Очьи черны.
– О, да, – обрадовался сизоносый, – Очьи, очьи черны. Очень красиво. Очень. Нерро окьи. Белла окьи. Очень люблю, белиссимо.
– Соло ин студио фотографико.
– Эсаттаменте, Джузеппе, фантастико фотосессия. Мало-мало фотосессия. Экшн. Хорошо. Хочешь? Будет хорошо, очень к-хорошо. Калинка-малинка, долче витта: водка, икра, – браво.
– Так фотографироваться будем или как? – удивился Адам неожиданному повороту в разговоре.
– Будем, будем, – энергично заверил его сизоносый и даже от возбуждения снял свою капитанскую фуражку и промокнул клетчатым платком вспотевший затылок, – Но не здесь. Можешь подождать нас на пьяцце, в кафе? Всего соло мало-мало диечи – десять минуток. О-кей?
– Ну ладно, а в каком кафе? – согласился Адам.
– В кафе «Флориан», для такая белла донна только там. О-кей?
– О-кей, о-кей, старый лицедей. Только учти, ждать я вас не буду. Если что, то уйду одна.
– Нон, синьора, нон си преоккупи! Мама-бошкой клянуся. Правда, Джузеппе?
