У железных ворот стоит Мучитель Германович Адону.
На меня он не смотрит, только на дочь. А я… а я не знаю, как мне лучше поступить и куда идти. Умом понимаю, что тест ДНК мы не делали, но эти двое, едрит-Мадрид, похожи, как если бы их лепили по одной выкройке, но в процессе немножко подкорректировали: там подрезали, тут подшили, здесь укоротили.
И слюна застревает у меня в горле, горькая, словно мне надавали противных лекарств.
Слегка улыбнувшись Адону, я приветственно киваю ему. Всё-таки этот ирод спас меня дважды. Нет, трижды. И, сжав ладошку дочурки, тащу её мимо.
— Здравствуй, Мария, — окликает меня мой несгибаемый приятель.
А мне никак не удаётся подавить лёгкую панику, оттого что нужно ответить что-то адекватное и не размазать себя в его глазах окончательно. Хотя какая, собственно, разница? Пусть думает, что хочет. Мы проплываем мимо.
— Здравствуйте, Валерий Германович. Очень спешим на пожар. Извините, у нас там пупсики в корзинках для игрушек плавятся.
Но он на меня внимания не обращает и улыбается дочке.
— Привет. Я — дядя Валера. — Присаживается Адону на корточки, пока мы, растерявшись, притормаживаем на обочине.
— А я — девочка Калолинка, — настороженно отвечает дочь.
Мне становится стыдно за то, что она плохо произносит слова, хотя это не моя вина, и я стараюсь исправить ситуацию, но всё равно как-то неудобно.
— Мама, кто этот дядя? Это твой новый жених?
Сердце отчего-то пускается в галоп. Адону встает и, усмехнувшись, смотрит на меня, как будто я третьесортная потаскушка, и в день рождения клиента на мои услуги скидка. При предъявлении паспорта, разумеется.
— И много у мамы женихов? — скалится Адону.
— Не васе дело, — фыркает Каролинка.
А я расплываюсь в улыбке. Моя девочка.
В этот момент подъезжает такси, и мы усаживаемся на заднее, оставляя Алюминиевого мужика в брендовом пальто на улице. И можно было бы выдохнуть и даже откашляться полной грудью, если бы не одно "но". Когда я оборачиваюсь в зеркало, то вижу, что любезнейший инквизитор на своем чёрном люксовом катафалке едет за нами.
***
Мы с Каролиной приезжаем впритык к назначенному времени и, взявшись за руки, бежим к зданию. И, как всегда бывает, когда дочка громко кричит и нервничает, она говорит ещё хуже, чем обычно. Боковым зрением я наблюдаю вышедшего из машины Железного, и мне снова неудобно за то, что дочка так невнятно произносит некоторые слова и буквы, а когда торопится, у неё и вовсе каша во рту.
Быстро переодев и отправив её на занятия, я выхожу на улицу. Ждать внутри, в узком коридоре “Ладошек”, затруднительно. Мест на всех не хватает, диваны для посетителей заняты другими родителями.
А на выходе меня уже сторожит редиска Адону.
— Дел у вас, что ли, нет, господин Германович?! Пошли бы обратно в офис, сели за компьютер и купили бы в интернете ещё что-нибудь. Возможно, накопили бы на новую шаль для своей Антонины. Да не простую, а с сексуальной отделкой перьями.
Адону даже не моргает, внимая моей пламенной речи. Под его внимательным, тяжёлым взглядом я чувствую себя мелкой и тупоголовой, будто меня мамка с дивана в детстве случайно скинула.
— Но нет же! — никак не могу угомониться, меня дико возмущает тот факт, что он за нами притащился. — Явились сюда, Валерий Германович, не запылились и полкрыльца заняли. Угнездились, можно сказать, на ступенях детского развивающего центра, будто какой-то орел: крупный, чернявый и пышущий тестостероном.
