Садились на кровати, в общем, вели себя по-барски и, откровенно говоря, маялись от безделья.
И тут Киргиз выдает мне:
– К …, а спорим, что я сделаю 15 раз подъем-переворотом, не раздеваясь, прямо в том, во что я сейчас одет.
В том, что он на турнике Бог, никто не сомневался. Сделать подъем с переворотом при полной амуниции – это вопрос даже для такого виртуоза турника, как Киргиз.
Во-первых, танковый комбинезон велик Киргизу в два раза, чего стоит одна мотня, которая доходит ему до колен. Рукава завернуты в два, три загиба.
Во-вторых, валенки сорок последнего размера с залитой в резину подошвой, наподобие «ранешних» галош. Эти новомодные, в ту пору, аксессуары утяжеляли и без того не хилые валенки в разы.
В-третьих, Киргиз пообещал не снимать даже шапку-ушанку и меховые рукавицы.
Принимая во внимание все эти факторы, я без тени сомнения ударил с ним, при свидетелях, по рукам. Спор был с моей стороны беспроигрышным, потому как одна только роба вместе с валенками весила не меньше самого Киргиза.
На кон мы поставили две банки сгущенного молока, благо этого продукта в солдатской чайной было – завались. Ребята на Родине никогда не видели этого добра на прилавках вечно пустых магазинов.
А группа советских войск в дружественной нам Монголии и иже с ней все местное население, употребляли сей продукт на регулярной основе.
Было не только молоко, но и другие разновидности сгущенки, коих было великое множество: и кофе, и какао, и сливки…, такого разнообразия и в помине не было даже в Союзе, откуда, собственно, и доставлялся этот дефицитный, у себя на Родине, товар.
Наконец, Киргиз запрыгнул на перекладину. Представление началось. Так как все детали будущего состязания обсуждались бурно и горячо, невольными свидетелями стали все кто был в казарме. А это, ни много, ни мало – две роты.
Каждый подъем Киргиза на перекладину с последующим переворотом его неповоротливого тела сопровождался дружными вздохами ста с лишним любопытных солдатских харь.
Уговор был 15 раз. Киргиз, как опытный артист цирка, откровенно наслаждался всеобщим вниманием. Делал он свой трюк со знанием дела – степенно и очень благородно.
И сделал-таки, шельмец! Победа была честной, сорванные аплодисменты заслуженными.
Вечером, после отбоя все ребята, и победитель, и побежденный, а также «всякий сумнящийся люд из их увзводу», дружно отмечали это неординарное событие, чем Бог послал.
А Бог послал небедный стол – было всего понемногу: и хлеба горячего горбушка из собственной солдатской столовой, и маслица украденного из наших же пайков все тем же хлеборезом и главный атрибут всех «узбеков земли русской» – настоящий ферганский плов.
Вообще по жизни Киргиз был веселым парнем и непревзойденным выдумщиком. Как то несли мы с ним караульную службу.
В то время, основные силы нашей части выехали на учения. Служили мы в Переправочно-десантной роте, а с водными преградами в Гоби, в пустыне, была напряженка, а стало быть, десантировать было некуда.
По этой причине, во время учений нашу роту вечно оставляли, что называется, на хозяйстве. «На хозяйстве» это значит наряд через сутки.
Сегодня, скажем, пришел из наряда, поспал в белых «постелях», а на завтра снова служба в наряде. Молодым бойцам очень тяжело – ночь не спать, да день продержаться.
Единственным утешением было то, что наряд по кухне, или по роте чередовался с нарядом по караульной службе. Так вот пошли мы в караул: Киргиз караульным, я разводящим, Гиляз помощником начальника караула.
