– Н-н-не знаю.. Ничего я не знаю. Х…й его знает, что случилось с этим чуркой!
А Вова в то время «дед» по службе, еще не успел толком проснуться, идет и прикуривает сигарету, опять же не по Уставу. Кто же курит в строю?
Идем мы, значит, с Вовой идем, оба понурые и немного напуганные – черт знает, что еще выкинет их обезумевший товарищ. Возьмет, чего доброго, и откроет огонь на поражение.
Вот уже пост, на котором стоит эта «редиска». И тут же этот нехороший человек выкрикивает бодрым таким голосом:
– Стой, кто идет!
Я в ответ ему строго по Уставу:
– Идет разводящий!
Безумец наш, который, судя по голосу, не очень похож на безумца, игривым тоном подает команду:
– Разводящий ко мне, остальные на месте!
В таких случаях разводящий подает команду:
– Смена, стой!
После этого он продолжает идти один. В той ситуации все было так, как предписывает Устав. И, как гром среди ясного неба поступает команда:
– Разводящий, стой!
В моем мозгу молниеносно пронеслось – сейчас начнет палить без предупредительного выстрела в воздух, но команду выполнил неукоснительно. Шутки давно закончились.
В данном случае идет разговор не двух друзей-сослуживцев, а часового с разводящим. Киргиз продолжает умничать:
– Разводящий, осветить лицо!
В других случаях, разводящий фонарик берет с собой не всегда, чего уж греха таить, хотя, если следовать, букве Устава, то фонарик это обязательный инструмент разводящего в темное время суток.
Но кто у нас живет, соблюдая все требования законов? Скучное это занятие, поэтому в обычной жизни, разводящий всячески старается «забыть» фонарик в караулке.
На этот раз, учитывая, что товарищ их умом не того, я решил ничего не упускать из вида и выполнять все его требования.
В данный момент, он не только мой товарищ и сослуживец, а часовой со всеми вытекающими.
Скажи он – мордой в грязь, пришлось бы испачкать лицо, хотя и малоприятное это занятие. Сказал он осветить лицо, и я покорно показал ему свое лицо под ракурсом яркого луча фонарика.
Так велит Устав. Освещаю свое лицо, а сам думаю, что же еще этот гад придумает, неужели прикажет по-пластунски вилять задницей.
А меж тем человек, принесший всему составу бодрствующей смены караула столько неприятных моментов, катался по земле, извиваясь в диком хохоте.
Подошел Вова, и мы с ним оба, еще в ступоре, молча наблюдали над тем, как эта сволочь, просто напросто решила «повеселиться» над нами.
Как оказалось, Киргиз так пошутил. Шутил он и в первый раз, когда клацал затвором; шутил и во второй раз, проявляя излишнюю требовательность, хоть и вполне законную, но столь не присущую статусу старослужащего.
А ведь до дембеля нам обоим оставалось времени всего-то месяц с небольшим, по крайней мере, моему дембелю.
Я уволился в запас в числе первых, в начале апреля. Киргиз оставался еще после меня и в каком месяце он ушел, я не знал – уже гражданский человек.
Когда, возвращаясь с ним в караулку, я спросил у него, с чего это ему взбрендило шутки шутить, ведь мы же с Вовой могли в штаны накласть, Киргиз объяснил:
– Ночь теплая, небо звездное – так размечтался о скором дембеле, что не заметил, как пролетели два положенных часа. Я ему:
– А, если бы тебя, сукиного сына, я не стал менять?
Он:
– Ну, и что – простоял бы еще пару часов. Рано, или поздно ты все равно поменял бы.
Простоять дополнительное время – не каждый согласится, это ведь его личное время, время отдыха. На такое был способен только Киргиз, человек, отличающийся своими необычными поступками.
