– Я забыла, – сказала Марта, и это было правдой.
– Они Вам подножку и подставили.
Ах, вот оно что! Девушка посмотрела на разноцветных хулиганов, они разом отвернули от нее свои головки.
«Ну, держитесь, – сердито подумала Марта, – я из вас понаделаю букетов и гербариев!»
Она понимала, что это пустые угрозы, не смогла бы она столь разумным существам причинить вред. Но эти мстительные мысли помогали ей удерживать слезы, которые готовы были Ниагарским водопадом прорваться наружу.
Эрин поднялся, поклонился цветам, потом помог подняться Марте.
Он довел ее до дверей квартиры, на этот раз девушка не протестовала, решив, что так будет быстрее, чем препираться и уверять, что с ней все в порядке.
Как только за ним закрылась дверь, Марта плюхнулась на пол и зарыдала. Ей нестерпимо хотелось домой к маме, папе и брату, чтоб все вокруг оказалось видением, сном. Вот бы оказаться в своей комнате, и чтобы завтра с утра надо было отправляться на нудные занятия в институт. А что если она никогда не вернется?
За окном смеркалось. Марта до одури боялась ночи. Но не потому, что в этом незнакомом мире могли существовать чудовища, а потому, что темнота до бесконечности увеличит пропасть между ней и домом и во сто крат усилит боль, одиночество и страх, сделав их почти невыносимыми.
Жук тихонько выбрался из сумки и устроился напротив девушки. Он смотрел, смотрел на нее и вдруг тоже заплакал. Обхватил голову лапками, из глаз полились слезы.
– Ой – ёй– ёй! – запричитал он. – Что ж за судьба-то такая! Всю жизнь говорю чужие слова, передаю чужие мысли, а до моих собственных чувств никому нет дела! А я, может быть, стихи по ночам пишу, а я, может, на подвиг способен. А они: «Замолчи, жук», «полезай в сумку, жук». Эх!
Марта перестала плакать и уставилась на жука. В своем искреннем горе он с одной стороны выглядел очень трогательно, с другой казался невероятно забавным. И девушке в свою очередь с одной стороны стало его безумно жаль, с другой сделалось так смешно, что она еле сдерживалась. Но смеяться ни в коем случае было нельзя, жук мог смертельно оскорбиться, а он здесь ее единственный друг. Да и просто обижать его не хотелось. Марта подтянула колени к груди и спрятала в них лицо, чтобы не выдать себя.
Ей казалось, конца краю не будет ее тоске, но жук сделал невозможное: заставил ее отвлечься от своей печали.
– Хочешь, я тебе стихотворение прочитаю? – предложил он. – Сам сочинил!
Вообще-то Марта не очень любила поэзию, так Ахматову, Цветаеву под настроение. Сейчас совсем душа не лежала к стихам, но отказать поэту она не могла.
– На дне! – торжественно объявил жук, девушка подавила улыбку.
Он начал читать проникновенно, слегка растягивая слова:
– Сижу на дне хозяйской сумки,
Темно мне, страшно, одиноко.
Души натянутые струнки
Поют печально и высоко:
«Мне не расправить крылья боле,
Нет у меня свободной воли».
Над гробом спросят обо мне –
Да жил ли он? Когда? И где?
Жук замолчал, ожидая реакции Марты, та не знала, что сказать, чтобы это прозвучало искренно и уместно.
– Э-э, я не очень-то разбираюсь в стихах, – наконец, неуверенно произнесла она, – но мне понравилось. Только грустно как-то. А ты, правда, мог раньше летать?
– Нет, конечно, хотя крылья у нас есть. Они тело вентилируют, чтобы не перегреваться. Это образ такой, понимаешь? Да и в сумке в общем-то неплохо: тепло, сухо, покачивает при ходьбе.
