«Быстро забирай чёртова кота, по сторонам не смотри, ну же, давай, одна нога здесь, другая там», - шепнул, видимо, тот самый рогатый невидимый советник, сидящий у каждого на левом плече. Тот самый, слушать которого не надо ни при каких обстоятельствах, но чей голос так чарующе-убедителен, попадает прямиком внутривенно в душу, а потом ты недоумённо бьёшься головой о стену, не понимая, в каком таком бреду творил то, что творил? Если верить тем же неутомимым мемосоздателям, на правом плече должен сидеть белокрылый представитель противоположной, разумной и здравой, точки зрения, но у меня он свалился с плеча где-то ещё в раннем детстве, или охрип, короче, голоса того, кто посоветовал бы мне плюнуть на кота и ни в коем случае не заходить в чужую открытую квартиру, слышно не было от слова «совсем».
- Баба Валя? Это Камилла из второго подъезда. Вы дома?
Тишина. На всякий случай я ещё покискискала, без особой надежды ожидая, что кот услышит мой голос и выйдет сам – ничего подобного. Ксамурр Людмилович и я были слишком мало знакомы для такого акта высочайшего доверия.
«Ненавижу кошек. И друзей, приносящих мне кошек, ненавижу тоже! И вообще, это не друзья, а предатели какие-то, враги народа, не иначе».
Я потопталась на вытертом застиранном коврике у двери, вероятно, раз в неделю подрабатывавшем на четверть ставки половой тряпкой, и сделала шаг в квартиру, ожидая окрика, ругани, чего угодно – но тишина, гулкая, влажная, окутывала меня лесным предрассветным туманом. Шаг, ещё шаг… Надо же, расположение комнат в точности как у меня – раздельный санузел, там, очевидно, кухня, а вот и гостиная, которую тётя именовала «большой комнатой», хотя большой она была только по сравнению с туалетом.
Полуразложившегося тела, полчищ мух, сладковатого запах тлена и разложения не наблюдалось, и я приободрилась, оглядела пустую комнату, коробкообразный телевизор, обёрнутый полиэтиленом пульт на продавленном диване, накрытом тёплым пледом с бахромой. Дверь на балкон действительно была открыта, тюль слабо колыхался от лёгкого ветерка.
Хозяйка просто ушла в магазин, забыв закрыть балкон и дверь – ну и что такого, посмотрим, в каком я маразме окажусь в её-то годы. Небось, буду стриптизёров и пожарных вызывать одновременно:
«Мальчики, тушите, это же просто огонь!».
Пальцы уже коснулись тюлевой шторки, прикрывающей вход на балкон, когда за спиной что-то глухо щёлкнуло. Я обернулась, ощущая, как сердце падает куда-то в желудок, и увидела сидящую на диване женщину. Совершенно не бабу Валю не похожая, вот просто – ничего общего.
На вид ей могло быть от сорока до семидесяти, кожа неестественно гладкая, словно после подтяжек, затянутые в строгий узел на затылке волосы удивительно яркого и чистого сиреневого цвета, каким иногда закрашивали седину некоторые бабульки, правда, настолько анимешного неестественного оттенка я ещё не встречала. «Как у балерины», - мелькнула глупая неуместная мысль. Незнакомая женщина сжала худые, болезненно костлявые руки на коленях, и смотрела на меня с откровенной неприязнью, даже с возмущением, а потом открыла рот, узкие бордовые губы скривились, и произнесённая ею фраза была буквально украдена из моего сознания, слово в слово:
- А что это вы, милочка, в чужом жилище делаете?
4. Глава 4.
- Так баба Валя в гости давно звала, - заблеяла я, проклиная рогатую невидимую сволочь, уверявшую, что никто не заметит, как я тут шастаю, и всё обойдётся. - А ещё у меня кот на балконе. То есть, у неё на балконе кот. То есть, балкон бабывалин, а кот мой. Я просто пришла за своим котом, заберу и уйду!
