– Вы, господин Купря, прямо как стервятник, падаль почуяли! Или, может быть, это вы его и укокошили? А что? Вот был бы любопытный поворот!
– И вам доброго утра, – буркнул Иван Никитич, сунул блокнот в карман и отвернулся. Скоро пожалеет этот вертихвост, что начал с оскорблений, не удосужившись даже поздороваться. Он, Ивлин, первым должен был бы поздороваться, он как никак младше, и прибыл к месту происшествия позднее, да и вообще… Ну ничего, скоро он узнает, что «стервятник» тут наипервейший и наиглавнейший свидетель. Вот подойдет к нему Ивлин, попросит сказать несколько слов для местного «Черезболотинского листка», и тогда Иван Никитич ему скажет… уж он ему скажет что-нибудь такое хлесткое, обидное. Что бы тогда ему сказать такого? Надо было придумать что-то в целом вежливое, но при этом оскорбительное. Ничего подобного в голову Ивану Никитичу не приходило. Он снова достал свой блокнот и записал:
«Журналист кружил над телом жертвы, как стервятник».
На дорожке собралась уже небольшая толпа любопытствующих обывателей, когда к месту преступления подоспел в сопровождении все того же дворника полицейский пристав Василий Никандрович Шмыг.
– Вот этот самый барин тута был, – доложил городовой приставу и ткнул пальцем в Ивана Никитича. – Он у Петра Порфирьевича в доме был, когда все случилось.
– Да что это ты, братец, такое говоришь? – удивился Купря, спиной чувствуя обратившиеся на него недобрые взгляды собравшихся на дворе. – Откуда же ты знаешь, когда это случилось? Я вот только сейчас пришел, а Петр Порфирьевич, по всему видно, уже давно в таком плачевном состоянии пребывает. Сам погляди, как он весь насквозь промок. А в дом я заходил, это верно. Я вот и тебе сразу, не скрываясь, об этом доложил. Там дверь не заперта. Можете сами пойти посмотреть. У нас с господином Карпухиным о встрече было загодя договорено. Петр Порфирьевич меня ждать должен был, так что я с полным правом думал его здесь застать. Да только не в таком виде.
Пока Иван Никитич оправдывался, пристав, подошел к нему вплотную и, уставив светлые прозрачные глаза ему в лицо, спросил:
– Так это, стало быть, вы, господин Купря, тело обнаружили?
– К великому моему прискорбию.
– К прискорбию, говорите? – Василий Никандрович задумался, отвел было глаза, но потом бросил на Ивана Никитича быстрый пытливый взгляд, подкрутил усы, направив их кончики в синее августовское небо, и уточнил:
– И в дом, говорите, заходили?
«Эк он смешно со мной играет в гляделки», – удивился Иван Никитич, а вслух сказал:
– Так точно, заходил. Искал хозяина.
– Зачем же он вам понадобился? По делу али так просто?
– По делу. Я же так и говорю. Я хотел пару голубей у него выторговать. Но сначала посмотреть, как нужно голубятню обустраивать. Мне, знаете ли, раньше голубей не доводилось держать, а теперь вот… – Иван Никитич хотел было рассказать еще и о вчерашней встрече с Карпухиным, но пристав только махнул рукой и отвернулся. Склонившись к земле и осторожно ступая, Василий Никандрович обошел тело, затем опустился на землю и осмотрел Карпухина, даже обыскал его карманы. После подробного осмотра, пристав подозвал городового, и они перевернули тело на спину. Иван Никитич увидел открытые остекленевшие глаза и поскорее отвернулся, крестясь.
– Да, это точно он. Карпухин!
– А вы что же, лица не видели? Сомневались? – удивился пристав.
– Не видел. Испугался, знаете ли, – тихо признался Иван Никитич, глядя в сторону. – Мне не так чтобы часто приходится мертвецов находить.
