– Мыши, – пояснил Ниш-Бак, рукавом вытирая стол. – Расплодились, з-заразы, теперь не вывести. И грызут, и грызут, и портят. Вот ты посмотри, чего творят!
Он разрезал бечеву, стягивавшую доски и продемонстрировал поеденные в лохмотья листы.
– Кошку надо бы завести новую. Сбегают, заразы. Или мрут, – Ниш-Бак продолжал бормотать, выставляя на стол плетеную корзинку с сухими хлебцами, кувшин, кубки, нарезанное мясо и сыр, глиняные горшочки с повязанными тканью горловинами.
– Ешь и рассказывай, – велел он, вываливая в миску холодный, слипшийся красно-розовыми комочками плов. Турана затошнило.
– И не бойся, сюда мыши не добираются, тут я их… – Ниш-Бак поднял тельце за хвост-нитку, не глядя, кинул в ведро и, доверчиво улыбаясь, добавил. – Хуже этих тварей только люди.
Мыши? Да какие мыши, о чем он тут думает, когда такое случилось?! Карья погиб, волохи требуют, чтобы Туран отправился с ними, и неизвестно что сделают с грузом, если он не поедет. А если так, то выйдет, что все зазря? И пустыня, и бадонги с их нежеланием говорить о ящерах, и долгие переговоры с шаманом, который то грозился предать смерти, то наоборот, плакался о грехах; и дорога назад, и Карьина гибель.
Но ведь Туран не может отправиться! Ему домой надо, в Байшарру, и чтобы к соревнованию успеть, чтобы забыть, чтобы все как раньше.
– А не будет «как раньше»! – рявкнул Ниш-Бак, обрывая поток Турановой речи. – Никогда не будет, потому как тут, – он пальцем постучал по лбу, – тут ты будешь помнить все, каждый день, каждый час, каждое метание глупой души. Ешь, тебе говорят.
Кислый плов забивал глотку жиром, есть его было невозможно, как невозможно противиться приказу, произнесенному таким тоном. И потом Туран с благодарностью принял кубок со светлым, тоже кислым, но хотя бы не жирным вином.
– То, что случилось, плохо, очень и очень плохо, – Ниш-Бак задумчиво поглаживал изгрызенные листы. – Прежде всего тем, что ты и вправду плохая замена для Карьи. Очень плохая замена. Но Всевидящий пишет судьбы мира, а мы лишь в меру ничтожных сил своих можем пытаться изменить ту или иную букву, реже – слово, еще реже, если очень повезет, – строку.
– Я не хочу…
– Чего? Что именно тебя так пугает? Необходимость на некоторое время отправиться в Наират? Поверь, там совсем не так ужасно, как об этом рассказывают. Да и пугают в этих историях вовсе не тем, чем следовало бы. А может, и не следовало бы?
– Я не понимаю!
– Я и сам понимаю не всегда, – признался Ниш-Бак, поднимаясь. – Идем, я покажу тебе мои сокровища. Я и вправду торгую книгами, вернее покупаю, вымениваю, выискиваю. Собираю редкости, а потом отправляю туда, где им самое место. Идем же.
В этой комнате не было полок, только сундуки – длинные, узкие, из железного дерева, с бронзовыми петлями-запорами.
– Это чтоб мыши не добрались, – пояснил Ниш-Бак, откидывая крышку ближайшего. Достал он изрядно изуродованный фолиант: с одной стороны страницы были подпорчены огнем, с другой – разбухли от влаги, но чернила не размылись и даже на коричневой, пожженной части буквы проступали четко. – «Молчащая флейта», последнее творение Саяра из Лешты.
– Того…
– Да, Туран, того самого глупца, который не пожелал покинуть родной город, хотя мог бы бежать. И жить мог бы. А вот это «О зельных травах милостью Всевидящего растущих, о свойствах их и характерах». Название длинное, автор вряд ли тебе известен, но был умнейшим человеком. Впрочем, порой опасно быть слишком умным.
