– Вы хорошо про мужа рассказали, – подобрел Алексин, оценив искренность женщины. – Таких мужчин мало.
– Виктор тоже не был болтобаем, а летось участок в деревне приобрел, строиться начал.
– Какой летось? – перестал что-нибудь понимать сыщик.
– Ну, это в прошлом году.
– Откуда вы таких слов набрались? Слова странные, говорок причудливый.
– Нормальный, даже очень выразительный – юргамышский. Моя бабушка умела красиво разговаривать, деда я не помню. Лучше грязных матерков. Говорят, от курящих женщин дурно пахнет. А как воняет от словесных хамов!? Нам с Юрой нравится, мы и начали развлекаться. Вошло в привычку. Витя тоже не аркался.
Татьяна Юрьевна что-то хотела добавить, но только приоткрыла ротик. Ее смуглое личико вдруг потеряло спокойную озабоченность, появилась несвойственная ей нервозность. Она как будто спохватилась, взгляд становился все более колючим, черты лица обострялись. Наконец, взяла себя в руки. Поджала губы, сурово процедила:
– Вы слишком навязчивы. Копаетесь в моей личной жизни, но я, как вам известно, не совершала убийство. – Она потеряла интерес к беседе и решительно поднялась. Посмотрела поверх стола на стену. – Зачем-то портрет Дзержинского повесили, будто у нас мало убийц. Как все опротивело! И эти дурацкие вопросы…
– А вы мне голову заморочили своим говором юргамышским. Мы современные люди. Все воспитывались на Пушкине, так изъясняйтесь нормальным языком. Есть писатели, сами знаете… пишут на каком-нибудь древнем наречии, чтобы умней выглядеть. И читают их только краеведы и лингвисты. Правда, тоже удивляются, как это современный автор не научился литературному языку.
– Извините, у меня особенное отношение к допросам и работникам прокуратуры. Есть у них дешевый и доступный способ обрести власть над людьми. Так ведь ума не надо, достаточно иметь полицейскую форму и оружие. Бандиты давно раскусили и берут напрокат или устраиваются в полицию. Потом удивляемся, откуда берутся оборотни в погонах. Где волчий рот, а где и лисий хвост. Теперь и не поймешь, где бандит и кто такой законный представитель власти. Легко перепутать, – усмехнулась Федорова. – Или все в одном лице.
– Понимаю, – развел руками сыщик. – И вы простите! Никто вас не подозревает, идет необходимый сбор информации. Даже напротив – я вам сочувствую. Понимаю, как с потерей подруги обеднел для вас мир. Кстати, в каком дворе подрабатывает ваш муж?
– По местожительству Лены. Так я пойду?
– Да, премного благодарен!
Степан Михайлович удрученно посмотрел вслед Федоровой. За время беседы не увидел он в ее поведении хоть какой-нибудь озабоченности. Потеряла подругу, но не стала растрачивать силы на пустые переживания, сразу переключилась на текущие дела. И сама появилась, только чтобы ей не досаждали. Похоже, в гибели Кондаковых есть скрытая закономерность. Не какая-нибудь космическая, а на бытовом уровне. И непременно касается близкого окружения.
Полдень.
Состояние Алексина можно определить всего одним словом – это неопределенность. И сколько он не бороздил пальцами редеющие на затылке волосы, настроение не улучшалось. Причина в отсутствии какой-либо существенной зацепки. Круг знакомых семьи определился, но все отношения не выходили за пределы деловых связей, хотя характер двойного убийства приводит к мысли о слишком личностных разногласиях. О бывшем муже совсем нечего сказать. Так, сам по себе. Занимался своими делами, что-то было у него на уме, но внешне не проявлялось. В последнее время оба оказались изолированными от внешней действительности, интересы замыкались на личных взаимоотношениях, связанных с надоевшими упреками и, в общем-то, мирным разводом. Так выходило со слов Татьяны Федоровой, а в результате нет хотя бы одной реальной версии. Экспертиза, проделанная ранее по инициативе Довганича, тоже ничего не добавляла, и без нее понятно – преступник проник через окно. Возможно, рассчитывал застать хозяйку одну. Цель не прояснилась, но появление двух трупов – дело случая. Будто злой рок удосужил Виктора Кондакова явиться к бывшей жене именно той злополучной ночью. Вещи не тронуты. А надругательство?.. На лбу женщины вырезано слово – как подпись под добросовестно выполненной работой. Для кого и зачем? Муж попал под горячую руку. Женщине все равно, а свидетелей, конечно, не могло быть. Только психическим расстройством можно объяснить факт неоправданного глумления. Глумление… Все религиозные секты, проводящие обряды с жертвоприношениями, тоже нельзя назвать нормальными, но интересы Кондаковых так далеко не распространялись. Их-то уж точно нельзя назвать сумасшедшими.
