– Но я прошу тебя, идем.
– А я прошу тебя, отстань.
– Почему?
– Я же сказал тебе – не люблю такие снимки и все тут.
– Не любишь? – презрительное выражение вспыхивает в глазах Эдит. – Быть может, причина не в этом?
– А в чем? – вспыхивает Эмиль Рифке. – В чем причина? Неважно, в чем причина. Я не хочу фотографироваться с твоей семьей, и все. Хватит. – Эмиль поворачивается спиной к Эдит и оказывается лицом к лицу с доктором Гейзе, невольным и нежеланным свидетелем ссоры. Несколько минут длится между ними молчаливая дуэль глазами. Глаза атакуют Эмиля и спереди и сзади: глаза доктора Гейзе – спереди, глаза Эдит – сзади. Он краснеет. И голос Эдит едва слышен, словно бы она читает сводку погоды:
– О, я знаю: ты не хочешь фотографироваться с евреями. В этом причина…
– Ага, – повышает голос Эмиль, чтобы вовсе заглушить слова Эдит, – доктор Гейзе, а вы хотите присоединиться к семейному снимку?
– Я? Я лишь друг семьи. Но вы? Вы же в будущем должны стать членом семьи.
Некая угроза слышится Эмилю в голосе доктора Гейзе.
– Торопитесь, вас там ждут, – указывает доктор на беседку.
– Внимание! – командует фотограф.
Эмиль отступает назад и опускает голову. И только доктор Гейзе это замечает.
Дед приказывает фотографу идти за гостями и ловить каждого в объектив, пока каждый гость не будет сфотографирован. Фотограф скрупулезно выполняет указание деда и охотится за физиономиями гостей, разбредшихся по саду.
Весело проходит день рождения Бумбы. Только Гейнц один бродит среди гостей с выражением скорби на лице и не перестает следить за Филиппом, большим знатоком растительного мира, который объясняет смуглой девушке, какие деревья и кусты окружают их, и девушка вся внимание. Они только присели на скамью, глядя на одно из высоких деревьев, как Гейнц уже сзади них, делает вид, что не видит их, проскальзывает мимо, и тут же возвращается с другой стороны. Что хочет этот зазнайка? Что это он беспрерывно следит за ними? Филипп готов прикрыть ладонями ее плечи и защитить ее от тени этого преследователя.
– А, дорогой мой внук! – Гейнц неожиданно попадает в объятия деда. – Как твои дела?
– Почему ты сегодня не фотографируешься, дед? – спрашивает Гейнц и посмеивается.
– Что значит – не фотографируюсь? Только этим и занимаюсь. И с Марго, и с твоим отцом, и с Фридой, и со всеми домочадцами, и с незнакомыми гостями!
– А вот с этой девушкой, – смеется Гейнц, – ты тоже сфотографировался? Она самая юная среди девиц, дед. Ей очень понравится сняться со старейшиной сегодняшнего праздника.
– Отличная идея, – воодушевляется дед, – с самой юной среди девиц, прекрасная идея! – и вот уже Кристина висит на руке старейшины, тянущего ее к фотоаппарату, и место на скамье около Филиппа освобождается.
– Сейчас твоя глупая игра закончится! – краснеет Филипп и повышает голос на Гейнца, который собирается сесть с ним рядом.
– Что случилось? Чего ты орешь? – изумлен Гейнц. – Запрещено сесть рядом с тобой?
– Не хитри, Гейнц! Что ты здесь шатаешься между деревьями, крутишься вокруг девушки, как дешевый юбочник?
Только теперь становится ясно Гейнцу, в чем его подозревает Филипп, и он разражается хохотом.
– Ты что, сошел с ума, Филипп? Просто мне надо с тобой выяснить некое дело.
– Какое дело? – все еще подозрительно спрашивает Филипп.
– Выяснить о Габриеле Штерне. «Вечный банкрот» говорит, что ты Габриеля хорошо знаешь.
– Конечно, знаю. Он мой друг, даже лучший друг. Но что тебе нужно от Габриеля?
