– Эй, ты чего? – Тут подруга заволновалась и принялась дергать меня за рукав пижамы. – Светка, что случилось? Светка, ты меня не пугай…
– Где Юрка?
– Домой поехал. Я его как раз провожала… Светуль, ты чего такая, а? А что у тебя с глазами-то?
– Тайка, – я медленно подняла руку и опустила ладонь себе на затылок, – меня… это… ограбили… кажется…
Она отпрянула, и во взгляде подруги появилось недоумение. Потом заглянула в комнату, пожала плечами и направилась на кухню.
– Мне не хочется тебя расстраивать… но у тебя все в порядке… Светочка, просто ты вчера очень сильно перенервничала. Светочка, ты весь коньяк допила?
– Да чего ты привязалась ко мне со своим коньяком? – разозлилась я, кинувшись следом. – Вон он, твой коньяк, на столе! Может, конечно, у меня ничего и не взяли, но ночью здесь были двое…
На этом пришлось заткнуться. Потому что бутылка, о которой так пеклась Мегрэнь и которая вчера была пуста лишь наполовину, сейчас была пуста абсолютно.
– Это было так страшно, так страшно… – забормотала я, теряясь. – Честное слово, это не я… Это они…
Подруга насмешливо хрюкнула и кивнула:
– Точно… Чертики зелененькие.
Я опустилась на табурет. Конечно, я девушка впечатлительная, но не сумасшедшая же… Взяв Мегрэнь за кисть, потянула к себе:
– Щупай!
Она долго перебирала пальцами по моему затылку, наконец констатировала:
– Шишка.
– Еще какая! – подхватила я. – У меня голова гудит, словно колокол, а ты в наркологов играешь.
Следующие несколько минут я подробно описывала веселую ночку. Подруга слушала, но кончики ее губ недоверчиво подрагивали.
– Глянь на всякий случай, нет ли у тебя на груди выжженной латинской F.
– Какой еще F? – не поняла я.
– Ну Фантомас…
Я инстинктивно схватилась за пуговицу пижамы, но спохватилась:
– Тьфу на тебя… Ах, Фантомас? Погоди!
Оказавшись в комнате, я сразу нашла то, что нужно.
– Смотри, – я сняла с книжной полки хрустальную вазу и провела пальцем по свежей щербине на тонком золотом ободке, – они уронили ее ночью, я слышала.
– На черта им нужна была твоя ваза?
Однако теперь Мегрэнь выглядела менее самоуверенно и задумчиво чесала затылок. Но сдаваться пока не собиралась – уж больно ей приглянулась версия моего беспробудного пьянства.
– А коньяк?
– Да не пила я его! Вы ушли, я сразу спать легла… Они пришли под утро, и что здесь искали – один господь бог ведает! Возможно, они пытались меня убить, но у меня башка оказалась крепкая…
– Нет, – буркнула подруга, – хотели бы убить, били бы сюда! – Она ткнула мне в шею. – А тебя элементарно оглушили.
И она взялась за телефон:
– Алло? Отделение? Здравствуйте! Говорит Таисия Алексеевна Лапкина… Да… Лапкина. Почему «опять»? Да не украли… Нет, я не по поводу убийства, я по поводу соседки, Митрофановой Светланы Сергеевны. Да… Какого еще дяди племянница? Вы что, издеваетесь? – Я увидела, что лицо у подружки сделалось пятнистым, как камуфляжная куртка, только красно-белого колера. – Я издеваюсь? Да к ней ночью ворвались… Нет, ничего не украли… А я откуда знаю, они не сказали… Чем воспользовались? – Тайка покосилась на меня. – Нет, этим не воспользовались. Как чего? Чтобы вы пришли, вы же милиция… – и, вздрогнув, отпрянула от телефона. – Себе санитаров вызови, козел! – бросив трубку на рычаг, в сердцах добавила Мегрэнь.
Мы тихо сидели на кухне, сложив ладошки на коленочках и поминутно вздыхая. Трогать стоявшую посередине стола бутылку Мегрэнь не разрешила, самоуверенно утверждая, что добьется соблюдения законности и заставит снять с нее отпечатки пальцев.
