Или нет?
Терять мне уже нечего.
– По правде… – говорю я, – если меня в любом случае отдадут кому-то на растерзание, я хотела бы хоть раз иметь право выбора. Вы были добры ко мне, позвольте отплатить вам за это. Никто не узнает, что вы нарушили свои священные клятвы. Я погорячилась, сказав, что предпочту умереть, а не родить от члена «Фациес Венена»… пусть лучше это будет ребенок достойного человека, такого как вы.
– Юлия! – изумленно выдыхает центурион.
Это далеко не вся правда, но кое-что я предпочитаю оставить себе. Мой смятенный разум проясняется, и я вижу здесь неплохую возможность. Один мужчина вместо десятка. Попади я в центр «Продукции и Репродукции» уже беременной, меня оставят в покое. Я исполню долг, но на своих условиях. И есть крошечный шанс, что я получу от этого не только моральное удовлетворение, но и хоть какое-то удовольствие.
Я провожу ладонью по колючему ежику волос центуриона, но он перехватывает мою кисть и убирает со своей головы.
– Юлия, – строго говорит он, – прекрати.
– Никто не узнает, что это были вы, – повторяю я, – это мог быть… любой. Я сохраню это в тайне… Пожалуйста, господин.
– Креон, – и я не сразу понимаю, что он сообщает мне свое имя. Короткое, хлесткое, жесткое, под стать ему самому. Но мне нравится это имя. Мне льстит, что таким образом центурион делает шаг на встречу и соглашается с моими доводами.
Я пересаживаюсь по-другому, и, обхватив коленями его талию, тянусь за поцелуем. Это забавно, что у меня – восемнадцатилетней девчонки, оказывается куда больше опыта, чем у взрослого мужчины. Мы практиковались с Клавдием, когда еще планировали пожениться. Центуриону… Креону, выходит, не довелось даже попробовать.
Мы с Клавдием не только целовались, но и ложились вместе с постель, хоть и не осмелились зайти дальше петтинга. Благодаря этому мне известно, как именно нужно потираться о мужчину, чтобы ему стало приятно. Я чувствую, как твердеет бугор в штанах центуриона от трения моей промежности через одежду, и с удовлетворением заключаю, что возбуждаю его не хуже богоподобных юнцов.
А с чего я вообще придумала себе их запретную связь?
С того короткого, многозначительного взгляда, что мальчишка бросил на старшего товарища в допросной комнате? Вероятно, он жаждет внимания центуриона, но снова и снова натыкается на преданность принципам.
Гнусный изнаночник, гадкий женоподобный мальчишка! – злорадно думаю я.
Мальчишка…
С ресницами, длине которых позавидовала бы и покойная Фаустина. С узкими плечами, субтильным телосложением и плавными бедрами. С голосом, слишком высоким и мелодичным для представителя сильного пола. Без кадыка…
О, Юпитер!
Догадка пронзает меня подобно электрическому разряду: никакой тот оптио не мальчишка. Это девушка, нацепившая форму «Фациес Венена». Девушка, безнадежно влюбленная в своего командира, и, понятное дело, безответно. Креону неведомо, кто она такая, ведь только глаз другой женщины способен приметить, незначительные, казалось бы, детали и сложить из них цельную картину.
Ни о какой солидарности не может быть и речи. Мне не стыдно перед этой несчастной, что я краду у нее что-то важное. Я не знаю причины ее обмана, но я зла на нее. Она предпочла лгать и служить в тайной полиции, когда я предпочла честность, за что мне досталась тюремная камера. Тюремная камера и этот мужчина. На одну ночь, но он принадлежит мне. Мне, а не этой маленькой суке.
