– Давно не виделись, – констатировал он очевидный факт… Или не очевидный, сколько это, месяц, много или мало? – Как роман, Калев?
– Продвигается потихоньку, – проворчал тот, помогая гостю освободиться от плаща. – А ты Хансом Оя занимаешься, я правильно понял?
– Правильно, – ответил Андрес хмуро. – К несчастью.
– Что так?
– Паршивое дело. – Андрес безнадежно махнул рукой, подхватил портфель и прошел в столовую. – Чаю дадите?
– Обедать не хочешь? – спросила Диана.
– Нет, спасибо, перекусил час назад. Только чаю.
Пока Диана подогревала чайник, двоюродные братья успели удобно расположиться в креслах у журнального столика и, когда она вошла, обменивались сведениями о ближайших родственниках, особенно, о недавно вышедшей замуж дочери Андреса и новоиспеченном зяте, который упоминался, главным образом, в критическом плане, трепло, мол, сноб и тому подобное. Криминальную тематику они благородно не затрагивали, дожидаясь Диану, и только тогда, когда она расставила на столике чашки, сахарницу, тарелочку с лимоном и забралась, поджав под себя ноги, на диван, Калев встал и, разливая чай, спросил:
– Чем тебе это дело не угодило? Я уже думал, вы арестовали предполагаемого убийцу.
В голосе его прозвучали скептические нотки, и Андрес поднял на него глаза.
– Ты имеешь в виду жену?
Калев кивнул.
– И чем тебе эта версия не нравится?
Калев пожал плечами.
– Нравится, не нравится… Неправдоподобно просто. Я их обоих видел, и Ханса, и его прелестницу. Трудно поверить, что такая хрупкая женщина способна проломить череп двухметровому детине.
– Не такая уж она хрупкая, – возразил Андрес. – Она ходит в фитнесс-клуб, качает мышцы.
– В этих клубах, по-моему, в основном, худеют, а не мышцы качают, – заметила Диана.
– Худеют, качая мышцы, – не сдался Андрес.
– Как прикажешь понимать твои слова? – спросил Калев. – Ты все-таки думаешь, что убила она?
Андрес помолчал.
– Нет, не думаю, – признался он после долгой паузы. – Видишь ли, я с ней проговорил пару часов. Эта дамочка не из тех, кто запускает в мужа сковородкой. Вот тапочкой может. Может и тарелку об пол. Но я скорее представил бы ситуацию, в которой Ханс заехал бы ей по голове.
– Вот-вот, – обрадовался Калев. – У меня точно такое же впечатление.
– Нда. Впечатление к делу не подошьешь. Да и ошибочными они тоже бывают. Но я, тем не менее, обратил взор на другое.
– На публикации Оя? – спросила Диана.
– Не совсем. На его журналистские расследования.
– Разве это не одно и то же?
– Никоим образом. Он публиковал далеко не все. Ящики его письменного стола… а у него не новомодная штучка на тонких ножках, а солидный старый стол производства пятидесятых годов, наверняка знаете такие, двухтумбовый, со множеством ящиков… так вот, в нем полно всяких бумаг. Блокноты с записями, папки с вырезками, распечатки, ксерокопии каких-то документов… Дискет тоже солидный запас. Мы там порылись. Многое помечено, число, год, и далеко не всегда нынешний или даже прошлый, позапрошлый. На том, что печаталось, есть даты и названия газет. Но и неопубликованного материала хватает.
– Не очень-то это и удивительно, – сказал Калев. – У меня в ящиках тоже полно всяких набросков и заметок, не все ведь идет в дело.
– Так-то оно так, – протянул Андрес. – И тем не менее…
– Тем не менее что?
Андрес помолчал.
– Ты, наверно, прочел в газете, что Оя построили себе дом?
Калев кивнул.
– Прочел, правда, без особых подробностей.
