Не пытаясь сдержать волнение, он взбежал по узкой крутой лестнице на четвертый этаж, нетерпеливо дернул за шнур звонка, затем постучал в узкую высокую дверь костяшками пальцев. Ему показалось, что биение сердца разносится на всю лестничную площадку, и сейчас из других квартир начнут выглядывать любопытные соседи. Когда, наконец, его дверь приоткрылась, и он увидел незнакомую пожилую фрау, потемнело в глазах, и он не смог даже поздороваться.
– Герр Вахендорф? – с плохо скрываемой усмешкой осведомилась дама. – Меня просили передать Вам записку, если Вы здесь когда-нибудь всё-таки объявитесь.
Дверь громко всхлипнула и захлопнулась, но через пару минут приоткрылась вновь. Вольфганг машинально взял небольшой белый конверт со своим именем, написанным знакомым крупным почерком. Забыв поблагодарить нелюбезную фрау, молча повернулся и побрёл по лестнице. Он понял всё, даже не вскрывая послание Лины…
Жестокие сомнения, а затем и мучительные угрызения совести появились позже, когда он познакомился с Татьяной и чуть ли не в первый же день осознал: до неё он не любил ни одну женщину.
Это было какое-то обжигающее чувство. Иностранка с экзотическими чертами лица, тёмными миндалевидными глазами, мягкими, женственными манерами, столь редкими в невероятно грубое послевоенное время. Очень удивился, когда, робко подсев к ней в пригородном поезде, узнал, что она русская. Но это уже не могло его остановить.
Татьяна не сразу ответила взаимностью. Однако его напор граничил с безрассудством, и она сдалась после непродолжительной «обороны».
Они были счастливы, насколько могли испытать это чувство два существа, прошедшие через мясорубку самой страшной войны, плена и концлагерей.
Если бы кто-нибудь сказал Татьяне, что она полюбит немца, да ещё воевавшего в её стране, и даже рискнёт связать с ним свою судьбу, она, пожалуй, обиделась бы на столь нелепую шутку. Слишком много страданий причинили ей и ее близким представители «цивилизованной» арийской нации.
Когда она, уже пройдя через концлагерь, узнала о гибели своих родителей и брата, возненавидела немцев, как ей казалось, на всю оставшуюся жизнь. Только страх преследования на Родине вынуждал её жить на чужбине. Впрочем, она подумывала покинуть Германию и при первой же возможности перебраться в тихую нейтральную Швейцарию, а если не получится – в Люксембург или крошечный Лихтенштейн. Немецким языком она владела свободно, и в этих странах могла попытаться найти работу.
И вдруг… А ведь действительно, никогда не говори «никогда». Этот стройный юноша с волнистыми белокурыми волосами и смугловатым лицом резко отличался от своих соотечественников, с которыми ей пришлось волей или неволей познакомиться. Татьяну завораживали его голубые глаза – глубокие, по-детски добрые и очень грустные. Было в его облике что-то неизъяснимо романтичное, явившееся из довоенной жизни.
Правда, поначалу она не сомневалась: увлечение для обоих станет приятным, но мимолетным, как тёплый весенний дождь. Однако не прошло двух месяцев, и лёгкий флирт перерос в большое, всепоглощающее чувство. Оно оказалось способным постепенно заслонить воспоминания о трагедиях, жертвами которых по вине фашистской Германии стала Татьяна, её родственники, миллионы знакомых и незнакомых соотечественников.
Вскоре Вольфганг сделал предложение, и Татьяна, не колеблясь, ответила «Да!» Они подыскали для аренды скромное жилье в центре города.
