Смертинет. Энарфия - страница 6

Вот такая история моей любимой Лизы, или одна из её многих историй. Наше время общения, такого уютного, такого родного, истекло. Часов нет, но у лими́са, который выше тебя по уровню появляется ощущение нехватки энергии, и он вынужден тебя покинуть, чтобы вернуться в свою реальность, в свою среду. Лиза живет сейчас среди таких же, как и она Охранителей. Я крепко её обняла. Она улыбнулась. Иногда, правда, мне кажется, а так, наверное, оно и есть, что Лиза нужна мне больше, чем я ей. Но, возможно, это мой эгоизм нашёптывает мне такие мысли. У Охранителей, да и у Наставников, как я уже давно заметила, нет никаких личных привязанностей. Но когда кто-то из них рядом, ты точно знаешь и чувствуешь, что здесь и сейчас он всецело поглощён тобой, именно тобой и никем другим. Он сосредоточен на тебе, он терпелив и добр, радостен и спокоен.

На прощание Лиза слепила мне снеговика: создание этой мыслеформы заняло несколько мгновений. Потом она исчезла в моём лесу.

А к Наставнику мне нужно идти самой. Афанасий Андреевич в последнем своём воплощении в Материи жил на Земле в Советском Союзе. Последние годы был директором авиационного завода. Во время Великой Отечественной войны их завод в срочном порядке эвакуировали за Волгу в голые поля. Пока строили цеха, работали под открытым небом и в дождь, и в мороз. Обычная рабочая смена – четырнадцать часов. Выпускали по три самолёта в сутки. Афанасий Андреевич развоплотился, не дожив до Победы полтора года: сердце не выдержало. В его кабинете, куда я обычно к нему прихожу, стоит большой письменный стол покрытый зелёным сукном, на столе – чернильница, модель военного самолёта, какая-то толстая тетрадь, два больших чёрных телефона. «Интересно, куда он по ним звонит?» – всегда задавалась я вопросом. Конечно, Афанасий Андреевич знал, что меня «беспокоят» эти телефоны, но сам он об этом ничего не говорил, а я не решалась спросить.

Наставник мой сидел за столом, записывая что-то в журнал, похожий на книгу учёта. На стене – плакат: «Помни, фронту нужны самолёты!» В углу стоит небольшой книжный шкаф со стеклянными дверцами. Все полки заставлены книгами, но на их корешках нет названий. Эти книги читают только Наставники. Я их брать не могу. Вообще, с информацией здесь строго: каждый лими́с может получать лишь те знания, которые соответствуют его уровню сознания, дабы не нарушать Вселенский Закон Целесообразности. Но меня, всё-таки, страшно распирает любопытство. Мне кажется, что если бы я прочитала даже одну строку из книг Наставника, то нашла бы ответ сразу на тысячу вопросов. Но пока эти знания мне недоступны.

Афанасий Андреевич встречается сегодня со мной для «личной консультации», как здесь говорят. Но мне не нравится слово «консультация», от него веет чем-то казённым, сухим. Я всегда называю эти встречи беседами.

Мне пришлось рассказать Наставнику о своих сложностях, упомянула я о словах Лизы о необходимости в героях и о том, что боюсь писать героические варианты сценариев.

‒ Понимаете, Афанасий Андреевич, ‒ волновалась я, ‒ ведь если подвести их каждого к героическому поступку, то выбор может сузиться до своих противоположностей: либо стать героем, либо – предателем. Это такая ответственность! Там на Земле, когда сочиняешь сюжеты, создаёшь свои миры, ты воспринимаешь всё как игру. Но здесь… В праве ли я…, ‒ я не договорила.