– Знаете, когда писатель работает в редакции журнала или в издательстве, ему предоставляют творческий день в неделю. Нельзя ли и мне иметь такой творческий день, тогда я смогу больше написать?
Мой собеседник развёл руками:
– Но мы же не издательство.
– Верно, – согласился я. – Там творческий день дают без вычета зарплаты, а я прошу за свой счёт, пусть эти дни мне не оплачивают.
Начальник растерянно посмотрел на своего зама, который присутствовал при разговоре:
– Неожиданная просьба. Что скажешь?
Тот перевёл взгляд на меня. Я понимал, что от его ответа зависит решение, поэтому в моих глазах зажёгся такой кричащий призыв о поддержке, что он промямлил:
– Ну… Если с вычетом зарплаты… Я думаю, можно.
Так я получил «добро». Примчался к Завадскому и сообщил ему эту приятную новость. На лице у моего шефа застыло такое недоумение, как у пятикантропа, увидевшего расчёску.
– Я не совсем понимаю… Что значит «творческий день»?..
– Это значит, что восемь часов в неделю я могу официально не работать.
С этим же выразительным выражением на лице Завадский молча поднялся, ушёл в свою комнатушку и там долго разговаривал по телефону. Конечно, он звонил начальнику Управления, чтобы удостовериться, что я это не выдумал. Когда он вернулся, мне показалось, что от напряжения мозгов его лоб ещё уменьшился, и ёжик уже начинался не от бровей, а от ресниц.
– Какой день вы выбираете для прогулов… то есть, для творчества? Понедельник? Вторник? Пятница?…
Он думал, что всё так просто. Ан, нет!
– Я не стану брать один день целиком, – сообщил ему я. – В моём творческом дне восемь рабочих часов, так?
– Так, – согласился он.
– Ну, вот. Если их разбить на четыре части, получится по два часа в день. Так?
– Так. – Он уже был совершенно заморочен.
– Значит, четыре дня подряд, я имею право уходить на два часа и возвращаться на рабочее место. Правильно?
На Завадского уже жалко было смотреть – он выглядел, как победитель конкурса идиотов.
– В общем, да… Но как же… Как же я буду вести учёт?
– А вы заведите специальную тетрадь приходов и уходов Александра Каневского. Графа «ушёл», графа «пришёл» – и отмечайте.
Он всерьёз принял мой совет, расчертил страницы тетради на недели, дни и часы, проставил числа на год вперёд – он думал, что я там задержусь надолго. Но ему повезло… Впрочем, об этом позже. А сейчас – немного о моём быте и личной жизни.
Квартиру я снял потрясающую: туалет во дворе, мини-прихожая, в которую были втиснуты печурка-лилипутка и малюсенький столик, похожий на вытянутую табуретку: на нём, кроме одного блюдца, больше ничего не помещалось. Поэтому весь свой «сервиз»: две тарелки, две ложки, две вилки и два ножа – я держал в авоське, которую подвешивал к печурке.
И ещё была дверь, ведущая в комнату размером два метра на полтора: там стояла только тахта и были вбиты в стенку четыре гвоздя, на которых висела вся моя одежда – пятый гвоздь уже не помещался. У этой комнаты-тахты было одно неоценимое достоинство: те, кто в неё входили, вынуждены были сразу ложиться, что очень облегчало мне мою личную жизнь. Традиционный вопрос: «Кто вчера был у тебя в гостях?», адресованный ко мне, звучал уже несколько изменено: «Кто вчера лежал у тебя в гостях?»
Даже участковый, который пришёл штрафовать меня за то, что я не чищу снег под своим окном, тоже вынужден был писать протокол лёжа. Конечно, такую ситуацию грех было не использовать, моя комната-тахта не простаивала ни одну ночь, сквозь неё прошло множество девиц, разных расцветок и весовых категорий, но они там долго не задерживались, вернее, не залеживались.
