Сразу после демобилизации Ефим Наумович поступил в Высшую партийную школу, после окончания которой все её выпускники стали секретарями обкомов, горкомов, минимум, райкомов. Все, кроме Каца: максимум, которого он достиг – это должность заместителя главного редактора газеты «Вечерний Киев». Через некоторое время началась борьба с «безродными космополитами». Как я уже писал, эта компания была откровенно антисемитская, клеймили и обличали писателей, учёных, журналистов с еврейскими фамилиями. Ефим Наумович, уверенный, что его, фронтовика – орденоносца, это не коснётся, вёл себя беззаботно, я бы сказал, слишком беззаботно, для человека с фамилией Кац! Обладая острым пером, он писал довольно зубастые для того времени фельетоны, за которые и поплатился. Некая партийная дама, которая стала героиней одного из его фельетонов, позвонила и потребовала, чтобы он дал немедленное опровержение. Он отказался. «Вы поплатитесь за это!» сказала она и повесила трубку. Через два дня состоялось партийное собрание, на котором его исключили из партии за «преклонение перед Америкой». За полгода до этого в Киев приехал бывший сослуживец Ефима Наумовича, которому негде было жить, и они приютили его, кормили, поили, пока он не получил какую-то жилплощадь. Вот именно он и сообщил, что Ефим Наумович хвалил Америку, что и послужило поводом для исключения из партии и снятия с должности заместителя главного редактора – его сразу понизили до завотделом, назавтра перевели в рядовые сотрудники, а послезавтра – вообще уволили с работы. Всё это была подготовка к аресту, который и состоялся через неделю. Обвинение ему было предъявлено такое, ни больше, ни меньше: «Шпионаж в пользу Америки и Израиля»!
Когда комитетчики производили обыск, их ждало большое разочарование: в доме не было ни фотографий военных объектов, ни долларов, ни золота, ни бриллиантов. Самой ценной находкой стал отрез крепдешина, подарок мужа, из которого Александра Сергеевна собиралась сшить себе платье ко дню рождения.
– Хитрый шпион! – приговаривали гебисты. – Ничего дома не хранит!
И вдруг, один из них приподнял крышку поломанного рояля, и все увидели огромное количество бумаг. Вот оно, нашли! Но каково же было их разочарование, когда оказалось, что это – облигации Государственных займов. Верноподданные супруги ежегодно отдавали в долг любимому Государству не по одной месячной зарплате, как было принято, а по три. Пришлось комитетчикам просидеть ещё несколько часов и, проклиная хитрого шпиона, переписывать номера всех облигаций.
Когда Ефима Наумовича арестовали, мою будущую тёщу вызвали в КГБ и потребовали, чтоб она в письменной форме отказалась от мужа-шпиона. Александра Сергеевна заявила, что прожила с ним много лет, знает, что он – не шпион и никогда от него не откажется. Тогда её тоже исключили из партии и уволили из редакции газеты «Колхозное село», где она заведовала отделом. (Оба её брата, главные инженеры двух химических комбинатов, один в Череповецке, другой на Урале, тоже были уволены без объяснения причины.) В их доме жили писатели и журналисты, соратники по партии и по работе. И, как истинные соратники, как только моего будущего тестя арестовали, они сразу перестали общаться и даже здороваться с Александрой Сергеевной. Семья осталась без источников дохода, продавать было нечего, четверо детей, мал мала меньше, были обречены на голод. Спасла их уборщица, которая много лет работала в доме и любила эту семью: каждое утро, рано-рано, она поднималась на лифте к ним на последний, восьмой этаж и ставила под дверь трёхлитровую банку молока или супа и буханку хлеба. И немедленно убегала, чтобы никто не заметил, что она помогает шпионам.
