Смейся, паяц! - страница 85
Майка-Маюха, родной мой человечек! Сколько я тебя обижал, огорчал, самодурствовал!.. А ты никогда не устраивала ни сцен, ни скандалов, ни истерик – терпеливо ждала, когда я повзрослею и помудрею, долго ждала, очень долго! Бывало доходило до предела. Однажды, нарушив папин завет, я не на шутку увлёкся молодой киевской актрисой, до того сильно и страстно, что решил бросить семью. Помнишь, я вернулся домой в два часа ночи и ждал скандала, он был мне необходим, чтобы иметь моральное право хлопнуть дверью и уйти. От меня пахло водкой и женскими духами, но ты сделала вид, что ничего не чувствуешь и не замечаешь. Ты сказала: «Шуронька, я тебе приготовила холодный клюквенный морс, ты ведь его любишь после выпивки. И постелила в кабинете, чтобы тебе дети не мешали – закройся и выспись». Боже, каким виноватым мерзавцем я себя тогда почувствовал! Откуда в тебе было столько любви, мудрости и терпения?.. И как об этом могла заранее знать Ксения!?
Где бы мы ни жили, в Киеве, в Москве, в Тель-Авиве – она находила бедных, убогих, и беспрерывно помогала им, приносила деньги и продукты, дарила свои юбки, блузки, жакеты. Я невнимательный человек и не всегда это замечал. Но иногда вдруг вспоминал и спрашивал: «Почему ты не носишь то французское платье, которое мы купили в салоне?»
– Знаешь, оно мне не идёт.
Она не умела ни хитрить, ни врать, это сразу было заметно.
– Кому ты его отдала?
Она тут же признавалась:
– На нашей улице живёт очень бедная семья, у них восемь детей, работает один отец, сплошная нищета, матери просто не в чем выйти на улицу.
– Поэтому ты отдала ей французское платье из салона?.. Так, с этим ясно. А где моя синяя вельветовая рубашка?
– Вспомнил! Она же очень старая! Я её выбросила.
– Майя, посмотри мне в глаза: кому ты её отдала?
Ей снова приходилось признаваться:
– У нас во дворе живёт старик, к нему его дети не ходят, он очень беден.
– Но это моя любимая рубашка!
– Шурик, она тебе уже не шла.
Я по гороскопу – «Близнец», поэтому очень привыкаю к вещам, свои любимые рубашки носил до тех пор, пока они на мне не истлевали. Мой шкаф был забит старыми брюками, пиджаками, куртками, которые я годами не носил, но выбрасывать не разрешал, не от жадности – от привычки. Когда мы праздновали первые двадцать лет своей семейной жизни, Майя пошутила:
– Теперь я знаю, ты меня уже не бросишь: ты привыкаешь к старым вещам.
Во время моих отъездов она «выпалывала» из шкафа всё моё «богатство» и раздавала, раздавала… Но этим не ограничивалась: возвращаясь из командировок, я часто заставал в нашей квартире каких-нибудь бездомных девиц или старушек.
Однажды, когда Майя преподавала в Киевском Педагогическом училище, она привела в дом свою ученицу Нину, которой не досталось места в общежитии.
– Ей негде жить, она ночует на вокзале. Пусть она поживёт у нас несколько дней, отоспится.
Нина отсыпалась у нас сперва одну неделю, потом – вторую, потом – третью. За это время я к ней основательно привык, на что и рассчитывала Майя: она знала, что я быстро привыкаю не только к вещам, но и к собакам, кошкам, попугаям и, конечно, к людям. А, как учил Сент-Экзюпери: приручив – отвечаешь. Поэтому, спустя месяц, я сказал обрадованной Майе: «Пусть она у нас живёт до окончания училища».
Об этом моём решении Нина написала своим родителям в село, и через две недели приехали нас благодарить папа Нины и её два брата. Благодарили дней десять, естественно, всё это время, живя в нашей квартире. Перед отъездом и папа, и братья, потребовали, чтоб мы приехали к ним в село отдохнуть. Пришлось дать такое обещание, иначе они бы не уехали никогда. После их отъезда я попросил Майю:
Похожие книги
