– А меня? – жалобно спрашивает Дима.
– А вас – на Севере. Если найдете.
– А где вас там искать?
Дворкин стучит вилкой по алюминиевой тарелке:
– Маруся, ешь и пойдем!
Маруся подносит ко рту целый кусок печенки. Дима дергается как от удара. Андрей со снисходительной улыбкой берет нож и предлагает Марусе:
– Давайте я вам помогу. – Отрезает кусочек. – Ну вот, так лучше?
Маруся кивает головой и жует, воспринимая все как элемент ухаживания.
– А теперь попробуйте сами, – говорит Андрей. – Вилку в эту руку, нож в другую. Прижали, отрезали, на вилочку и в рот.
– Ой, – восклицает Маруся. – Я вспомнила, так в кино едят.
К Диме вернулась способность говорить.
– Так, к сожалению или к счастью, едят не только в кино. Моя тетушка, еще до революции, влюбилась в сына губернатора. Любовь, по ее уверению, была взаимной. Сын губернатора сделал ей предложение, но она отказала, сочтя, что ее манеры недостаточно хороши для губернаторского общества.
– А я, – усмехнулся Андрей, – слышал это от другой тетушки, но она говорила, что ей сделал предложение сын прокурора.
– При чем тут прокурор?
– Прокурор всегда ни при чем. Это мы – при чем.
– А у нас на Севере, – вступает в разговор Дворкин, – закон – тайга, прокурор – медведь.
Маруся смотрит с улыбкой на Андрея:
– Значит, ваша тетушка влюбилась в медвежонка?
– Она не моя тетушка, она – общая тетушка.
– Как это – общая? – интересуется Маруся.
Андрей смотрит на нее из-под полуопущенных ресниц:
– А по-всякому, кто как захочет.
Маруся краснеет, в словах и взгляде этого человека с кривым носом что-то грязное и одновременно влекущее. Она встает:
– Пошли, дядя Петя.
– Девчонка, – кричит дядя Петя, – тащи расчет!
* * *
Капитанская каюта на самом большом буксирном пароходе, который носит имя вождя и именуется флагманом, отделана дубом и красным бархатом.
За столом капитан – пожилой человек с густыми бровями, начальник пароходства – моложавый, с округлым нерусским лицом, и двое, чем-то похожих своей безликостью, только один, как и первые двое, в мундире, а другой в штатском.
На столе коньяк, икра, крабы, осетрина, маслины.
– Ну, выпало тебе, Сергей Палыч, – говорит начальник пароходства, закусив маслинами. – А с другой стороны, сам посуди: что рыбаки, что заключенные – для нас особый контингент. И отвечать за него всем придется. Я уж не говорю про себя – всем! А потому и решили: в одном караване лихтер с рыбаками и спецбаржу пустить. Чтобы все внимание пароходства на вас было. Так что тебе в чем-то тяжелее, а в чем-то легче будет. Диспетчера зеленую улицу обеспечат, нигде стоять не будешь. Связь – круглосуточно. Чуть что – МВД рядом, на каждой пристани будут в полной готовности.
Человек в мундире наклоняет голову в знак согласия, а человек в штатском, откашлявшись, вдруг произносит тонким, не вяжущимся с представительной фигурой голоском:
– И помните, что комбинат «Норд» – сталинская стройка! Будьте бдительны! Кругом враги! Они могут оказаться в вашем самом близком окружении!
Трое мужчин выслушивают эту тираду с каменными лицами.
– Будь начеку, Сергей Палыч, – начальник пароходства встает из-за стола; он оказывается совсем небольшого роста, но в белом генеральском кителе выглядит внушительно. – Сам знаешь, какое сейчас время.
И капитан понимает, что генерал имеет в виду вовсе не войну в Корее.
– Да, – вспоминает вдруг генерал, – с врачом экспедиции все решилось?
