– А ваш… парень? Кажется, вы говорили, что у вас есть парень.
– Вы его видели. В тот первый раз, когда он едва не угодил под колеса вашего “Форда”.
– Вы и это помните?
– Конечно, помню. А вот вы забыли.
Волконского посетило странное ощущение – будто он забыл что-то еще, касающееся этой девушки. Девочки, если уж быть честным с самим собой. Что-то не очень хорошее…
Она приходила к нему регулярно, через каждые три дня. Приносила бутерброды, овощные соки, черный чай в термосе (разумеется, больничный слабенький, разбавленный чаинками кипяток полноценным чаем назвать было никак нельзя), они сидели в холле (чтобы не вызывать кривотолков), или гуляли по холлу (ибо ему необходимо было расхаживаться), болтали о всякой ерунде, и Волконский не мог заставить себя сказать ей, что ее приходы неуместны, попросту потому, что они не были неуместными. В какой-то момент он поймал себя на том, что ожидает ее с нетерпением. Ему становилось легче, когда она приходила. Разумеется, его навещало не так уж мало народу, но это в основном были либо сослуживцы (парни его агентства) и их жены. Особых сил на заигрывания с медсестрами и молодыми женщинами-врачами у него не было. Да и желания, признаться, тоже.
Появление Анастасии стало чем-то вроде нечаянного приза. Чем-то вроде бонуса. Дело было даже не в том, что она являлась чертовски привлекательной внешне (и, конечно, не могла не знать о своей привлекательности), она была очень неглупа, непосредственна и будто явилась из его, Волконского, времени, когда девушки с университетским образованием не были похожи на туповатых “пэтэушниц” и, раскрывая рот, не изрекали невразумительные “круть”, “фигасе” и прочие сленговые словечки, а то и вообще смотрели непонимающе, не в состоянии вникнуть в то, что до них пытались донести.
С ней было интересно общаться.
К ней тянуло.
В какой-то момент Сергей с опаской подумал, уж не влюбился ли в эту, по его меркам, пигалицу?
– Так вы не ответили – ваш парень…
Она небрежным движением отбросила выбившуюся из косы пушистую прядь волос.
– Во-первых, он ничего о вас не знает. Во-вторых…
– Во-вторых?
– Это мои проблемы, – мягко сказала Настя. И Волконский подумал, что этому парню (Денису, кажется?) определенно не позавидуешь – она может бросить его в любой момент. Точнее, она его бросит, если он, Сергей, перейдет некую запретную грань, после которой невинная дружба (или как назвать ее визиты к нему в больницу? Участием?) перестанет быть невинной.
…Той же ночью ему приснился крайне неприятный сон.
…Кравченко (компаньон и первый зам) входит в его кабинет и спрашивает инквизиторским тоном, почему Волконский за его спиной “копает” под крупного финансиста Горицкого? Волконский недоумевает, с чего тот решил, будто он “взял в разработку” банкира, а Кравченко все тем же тоном святоши-садиста спрашивает, зачем тогда ему, Волконскому, понадобились сведения о его “девке”?
…Он проснулся будто от толчка. И вспомнил (хотя в настоящий момент меньше всего хотел это делать).
То, что у Настеньки имелся постоянный парень – это так, можно сказать, полбеды.
Хуже было то, что у нее была связь с этим самым крупным финансистом, Станиславом Георгиевичем Горицким. Добротная меркантильная связь.
Вот такая непростая девочка. В которую он готов был влюбиться…
… Он не сказал ей по телефону, что больше приходить не нужно. Но, когда она пришла (разумеется, принесла очередной салат в контейнере, виноград, груши), он не стал выходить в холл, остался сидеть на кровати и ее попросил присесть. Она с некоторым недоумением взяла стул, придвинула к его койке, опустилась на него. Взгляд стал немного настороженным.
