– Что-то не так?
– Прости, но… (тебе не стоит больше ко мне приходить, – едва не сказал он, но именно что – едва. Поскольку ему совсем не хотелось, чтобы она перестала приходить. Это было все равно что выдернуть с корнем едва проклюнувшееся деревце или прекрасный цветок просто потому, что тот вырос в неположенном месте).
Он собрался с духом.
– Тебе известная такая фамилия – Горицкий?
Ее лицо немедленно вспыхнуло. Собственно, пояснений не требовалось.
– Откуда ты знаешь? – голос ее зазвучал сдавленно.
Волконский вздохнул. Отвел глаза. По какому праву он решил тут учинить ей допрос? Сейчас она встанет и уйдет, чтобы больше не приходить, и правильно сделает. Кто его за язык тянул?
Но она не ушла. Хоть со стула и встала. Отошла к окну, повернувшись к Сергею спиной.
– Ну да, – сказала глухо, – Были между нами отношения. Сейчас нет.
Обернулась.
– Это имеет для тебя значение? Как-то… задевает?
– Нет, – сказал Волконский поспешно, ибо в этот момент действительно испугался, что она может уйти.
Встал с кровати, схватившись за костыли (душа корчилась в муках от осознания своего физического увечья, практически унижения перед этой девушкой, почти девочкой – неважно, насколько искушенной или даже испорченной, хотя так думать о Насте ему совсем не хотелось), подошел к ней. Подошел достаточно близко. Слишком даже близко, но она не отстранилась. Не отстранилась, когда он поднял руку и очень осторожно отвел от ее щеки прядь волос. Не отстранилась, когда он нагнулся к ее губам. Не отстранилась… и ответила на поцелуй. После чего уже ее руки обвились вокруг его шеи.
– Однако… – выдохнула она, когда затянувшийся сверх всяких “приличий” поцелуй наконец прервался, – Умеешь ты удивить девушку…
– Ага, – он вовремя подхватил костыль, иначе мог рухнуть прямо ее ногам. Она немедленно поддержала его за плечо. Помогла доковылять до кровати.
Щеки ее все еще пылали, а глаза лучились больше обычного. В этот момент Сергей обреченно понял, что его опасения влюбиться в эту пигалицу уже не играют никакой роли, поскольку он действительно в нее влюбился.
– Знаешь, я раньше не понимала героев Хемингуэя… Кэтрин и Генри, кажется?
– ”Прощай, оружие”? – уточнил он.
– Ну да, как у них все началось… в госпитале, – в ее улыбке были одновременно и смущение, и доля лукавства.
– И? – он осознал, что тоже улыбается (наверняка по-дурацки).
– Ну, кажется, теперь поняла…
И уже сама, подавшись к нему, коснулась губами его губ.
.................
…– Скажи честно, если б не эта авария… то есть, если б ты не угодил сюда… ты бы мне позвонил?
Сергей взял в ладони ее нежное лицо и невольно им залюбовался.
– Конечно. Непременно.
– Врешь, – неуверенно сказала она. Ее касания были очень осторожными и в то же время ласковыми. Волнующими.
Полноценной близости между ними не было (да и быть не могло по причине его практически беспомощного состояния), но на прочие ласки (и поцелуи, конечно) они не скупились.
Разумеется, физиология давала о себе знать – однажды под утро он буквально оконфузился (как подросток), ибо Настенька пришла к нему во сне, и уж во сне-то он дал волю своим желаниям…
…Пару раз их “застукали” – его лечащий врач и одна из медсестричек. После, наедине, доктор, скрывая ухмылку, предупредил, чтобы “пациент” не слишком форсировал события, хотя, безусловно, положительные эмоции всегда способствуют выздоровлению, а медсестра, ставя очередную капельницу, будто намеренно не могла попасть в вену и наставила ему на руку синяков.
