Читать онлайн Наталия Богатенко - Снежная для зверя



1. Глава 1

P.S Инцеста нет!

Глава 1.

Ночь выдалась особенно холодной. С вечера кружил снегопад, белыми хлопьями, словно крупными кружевами, укутывал крыши ветхих домов и дороги. Сверкая в тусклом, подёрнутом туманной плёнкой тумана лунном свете, снег укрывал под пушистыми шапками еловые ветви и кроны старых лип.

Катарине не спалось. Зябко натянув тонкое одеяльце на плечи, она свернулась клубком в углу кровати, с тоской глядя в окно. Стекло заиндевело, мороз рисовал на нём причудливые узоры, и Катарина, то ли от усталости, то ли от рези в слипавшихся глазах, с тревогой всматривалась в морозные линии и изгибы. Ей чудился волчий силуэт, застывший между уродливых деревьев. Вот зверь вскинул голову, словно собираясь взвыть на луну, и девушка вздрогнула.

Нет, не показалось. Там, в зловещей дымке тумана, опутавшего тёмный лес, действительно раздался жуткий, леденящий кровь, вой.

Катарина вскочила с кровати, ноги запутались в одеяле, и едва не подкосились от ужаса. Среди ночного мрака, разрывая сумрак, замелькали огни факелов, они приближались в сторону деревни, и у девушки кольнуло в груди. Дровосеки никогда не возвращаются после наступления темноты, в лесу поджидает опасность — дикие звери, мужчины дожидаются рассвета, чтобы покинуть лагерь.

Что-то случилось…

Торопливо натянув тёплое шерстяное платье поверх ночной сорочки, Катарина сунула окоченевшие ноги в башмаки, и ринулась в коридор. Будить мать, или сначала проследить, к какому дому направятся вернувшиеся дровосеки? Её отец тоже с ними, уехал неделю назад заготавливать дров на остаток зимы, старший брат Том три дня как был в городе, а сестра Элиза гостила у двоюродной бабушки в соседней деревне, помогая той по хозяйству. Поэтому Катарине приходилось выполнять основные обязанности, так как мамы часто не бывало дома — София была знахаркой, принимала роды, лечила всякую хворь у детишек, и никогда не отказывала в помощи тем, кто просил.

Катарина не жаловалась, понимая, что матери одной не справиться. Таскала воду из колодца в тяжёлых крынках, разжигала печь, готовила еду, стирала одежду и убирала комнаты. Все эти хлопоты были ей не в тягость, по природе своей в свои восемнадцать лет, Катарина была жизнерадостным, неусидчивым ягнёнком, как ласково называла её престарелая бабушка Надин. Старушка обожала младшую внучку, и девушка отвечала ей взаимностью, потому, когда два года назад бабушка внезапно умерла, долго и искренне горевала.

Отец сказал, мол, его мамаша просто скончалась от старости. Уснула и больше не проснулась. Но легче от этого Катарине не стало. Со смертью Надин ей было не с кем посекретничать, некому рассказать о своих переживаниях, и в шестнадцать лет девушка впервые познала горечь потери…

***

Скрипнули ворота, нехотя поддавшись напору, по окнам махнули огненные вспышки. У Катарины перехватило дыхание, сомнений не осталось, мужчины заходили в их двор. Прилипнув к ледяному стеклу в кухне, она тревожно следила за тем, что происходило во дворе. Вот сосед Большой Сэм и его сын с трудом втащили к крыльцу повозку, накрытую шкурами медведя. Бурые пятна на снегу заставили Катарину вскрикнуть, и она отпрянула, прижав кончики пальцев к побелевшим губам.

— Мама! Мама, просыпайся! — отчаянно вопя, она бросилась к спальне родителей, толкнула дверь, и, споткнувшись о подол платья, едва не рухнула на пороге. — мамочка, вставай, что-то случилось!

Взгляд упал на аккуратно застеленную кровать. Софии в комнате не оказалось. Должно быть, её опять вызвали к больному, и она тихонько ушла, думая, что Катарина уже спит. Ощутив стылый озноб, девушка робкими шажками двинулась к входу. Сердце её гулко отбивало дробь, по коже ползли мурашки. Громкие голоса снаружи вселяли страх, но сидеть тут в неизвестности, она не могла.

Ах, если бы Том был рядом! Только он умел утешить её, прогнать ужас, и согреть в объятиях. Её старший брат, которого Катарина обожала.

Он был для неё не просто братом. Пусть это неправильно, дико, мучительно стыдно, и Катарина никогда бы не призналась в этом даже себе, но к Томасу она испытывала нечто иное, нежели сестринская привязанность. С тех пор, как впервые заметила на себе восхищённые взгляды парней, а детские платьица пришлось отдать соседке для её дочери, Катарина вдруг осознала, что с ней творится неладное.

Она провожала Томаса жадными глазами, украдкой наблюдала за ним, когда он работал в кузнице или на полях, с неистовым нетерпением разглядывала его высокую, стройную фигуру с мощными плечами и бугорками тугих мышц на руках; любовалась его строгим профилем, казавшимся высеченным из стали; ловила его насмешливые взоры, и томительно тонула в синих, как самое ясное небо, глазах. С замирающим сердцем запускала руки в его непокорные, густые чёрные волосы, вьющиеся на концах, и тихонько таяла от нежности и истомы, когда Томас обнимал её.

Да, этот постыдный секрет Катарина хранила бережно, страшась даже думать о нём. Она не имела права любить своего брата, как мужчину. И всё равно любила…

— Нет! Не ходи туда, Кэт! Не надо!

Пронзительный вскрик подруги, и её настойчивые руки остановили Катарину в двух шагах от крыльца. Она не удивилась, откуда здесь Мария, и лишь сердито отмахнулась, желая увидеть самой, что же такое там, в повозке… Что или кто.

— Уйди прочь! Не смей мной командовать!

Невысокая и тощая, Мария с неожиданной силой оттеснила её в сенцы. Захлопнула дверь, отрезав их обеих от разгулявшейся метели, шумно выдохнула в лица подруги, и прошептала:

— Твой отец, он… Это его они привезли, Катарина. Он мёртв.

— Ты спятила?! Зачем ты врёшь? — задохнувшись от нахлынувшего ужаса, яростно отпихнула Марию девушка, но почему-то выйти во двор не решилась.

Как поверить в страшную весть? Папа не мог умереть, ещё неделю назад он был здоров и полон сил, улыбался Катарине, собираясь в лес, уплетал с аппетитом, и, по привычке, смешил дочерей и жену, травя смешные байки. Нет, он жив! Мария ошиблась, да как она вообще посмела обмануть?!

— Не ходи туда. — дрожащим голоском повторила подружка, тряхнув огненно-рыжими кудрями, вечно падающими ей на лицо, а потом проворно встала так, чтобы закрыть собой дверь.

Кто-то рывком потянул за дверную ручку, Марию грубо оттолкнули в сторону, и в дом гуськом потянулась скорбная процессия. Большой Сэм, натужно кашляя, шёл впереди, руководя остальными, вместе с сыном они несли… Безжизненное тело. Из-за спин мужчин Катарине не удавалось видеть всё в деталях, но она узнала разодранный камзол отца, весь в крови, с болтающимися клочьями рукавов. Узнала и судорожно вскрикнула.

— Прости, девочка…

— Мне жаль, малышка. Мы ничего не могли сделать…

— Зверь напал внезапно, твой отец настоящий храбрец, он защищал нас…

— Оборотень снова в наших лесах…

— Да спасёт нас Пресвятая Дева…

Оглушённая горем, едва держащаяся на ногах, Катарина смутно различала голоса, которые сливались в монотонный гул. Цепляясь за всхлипывающую Марию, она машинально увлекала её во двор, под холодные снежные хлопья. Ветер безжалостно кусал за щёки и лодыжки, башмаки провалились в хрусткий сугроб у крыльца, и это, наконец, вернуло девушки способность соображать.

Оглянувшись на окна дома, она до боли закусила губу, дабы не закричать. Теперь Катарина увидела то, что осталось от отца — ошмётки плоти, разорванные куски одежды и жуткие, покрытые запёкшейся кровавой коркой, руки. Обессилев, опустилась на нижнюю ступеньку, прямо в грязный, затоптанный снег, и уронила голову на колени. У неё больше нет отца. А в деревне вновь начнётся переполох, мужчины будут отливать серебряные пули, женщины прятать детей и бояться выходить на улицу.

Зверь вернулся. Оборотень, который свирепствовал в этих Богом забытых местах, когда Катарина была маленькой. О, Ангелы, неужели всё повторится?

***

Два дня до погребения Катарина жила, будто во сне. Она что-то делала вместе с соседками и матерью на кухне, вычищала курятник, кормила коров и ухаживала за лошадьми. Верный Гром, осиротев без хозяина, присмирел, и тоскливо всматривался в каждого, кто входил к нему в стойло. Катарина убегала сюда, чтобы побыть одной, вдали от пересудов и шёпотков, она попросту не могла этого вынести.

Элиза хранила угрюмое молчание. С момента, как переступила порог теперь уже скорбного дома, не произнесла ни слова. К отцу она была привязана больше, чем Катарина. Её горе буквально преследовало всех домочадцев и тех, кто по доброте душевной пришёл помочь Софии.

Отношения между сёстрами были не то, чтобы прохладными, но и далеко не тёплыми. Самая старшая из них, Элиза считала Катарину глупой мечтательницей, а Томаса и вовсе избегала. Единственным желанным для неё мужчиной был Бог, к нему она стремилась с ранней юности, но отец был против её пострига в монахини, а теперь ничто не держало Элизу здесь.

Катарина знала, что сестра уйдёт в монастырь сразу после похорон. Но ничуть не жалела о решении Элизы. Без её зоркого надзора и бесконечных выговоров, несомненно, станет легче дышать. Потому что порой Катарине казалось, будто старшая сестра догадывается об её тайне. И девушка старательно прятала виноватые глаза, встречаясь взглядом с Элизой…

— …помни, дорогая, все мы в руках Господа. — донеслось до Катрины, когда она бухнула вёдра с ледяной водой на крыльцо.

В сенцах разговаривали София и старый Никола, местный священник. Церкви в деревне не было, но маленький, давно нуждающийся в капитальном ремонте храм, посещали все. Катарина не была особо набожна, втайне считая, что никакой Бог не спасёт их ни от чумы, ни от оборотня. Где он был, воспетый Иисус, когда порожденье тьмы явилось в этот мир, жестоко убивая невинных людей?

Всё это предрассудки, и не более.

Девушка со вздохом подхватила вёдра, медленно поднимаясь по крыльцу, расчищенному от снега Большим Сэмом. Входить в дом не хотелось, там витал запах смерти и страха, но оставить воду на улице Катарина не могла. Она покроется льдом, а ей ещё нужно перемыть гору посуды. Прошмыгнув на кухню, где весело пылал огонь в печи, и было тепло, она собралась поставить ношу на пол, как кто-то подхватил вёдра. Девушка резко обернулась, тотчас ощутила, как неистово забилось сердце при виде высокого молодого мужчины, одетого в зелёный суконный камзол, и с облегчением бросилась в его объятия.

Надёжные мозолистые руки обняли её за спину, укрыли от всего прочего мира, прижали к груди. Катарина зажмурилась, с наслаждением вдыхая знакомый запах горького табака, и упиваясь горячим, прерывистым дыханием Томаса. Слёзы, так долго сдерживаемые из гордости, обожгли веки, и покатились по щекам Катарины. Она судорожно всхлипнула, теснее прильнув к Тому.

— Ну, ну, крошка, поплачь… — уловив неловкую попытку девушки спрятать от него лицо, шепнул он, ласково поглаживая её по плечам. — тебе станет легче, вот увидишь.

— Я… — Катарина подняла голову, встретившись с потемневшими глазами Томаса. — я боюсь туда идти, Том.

— Так не ходи. — в два шага оттеснив Катарину назад, он принудил её опуститься на низкую скамейку возле печи, а сам сел на корточки напротив.

Она слабо улыбнулась, чувствуя себя уютно в кольце его рук. И смотрела, жадно, рассматривая каждую чёрточку мужественного лица, и не в силах была надышаться рядом с ним. Он был безумно привлекателен. Волевой подбородок, заросший колючей щетиной, чувственно очерченные губы, прямой нос, смоляные чёрные брови вразлёт. Глубокий шрам рассекал правую щёку от виска до уголка рта, и Катарина, не удержавшись, дотронулась до него, нежно провела по всей длине уродливой отметины. Давний рубец, напоминающий о схватке со зверем. Не с тем, что держит в страхе деревню, а с медведем, шкура которого служит теперь подстилкой для повозки.