Её храбрый, обожаемый Том. Её любимый… Брат.
— Послушай, крошка. Всё закончится, обещаю. Никто больше не пострадает. — красивые, сильные руки обвили её тоненькие, дрожащие пальчики, легонько стиснули, словно боясь сломать, и Том наклонился так близко, что Катарина замерла, мучительно переживая сладкие секунды томления. — я здесь, я не дам вас в обиду. Ни мать, ни Элизу, ни тебя, моя малышка. Особенно — тебя. Верь мне.
И он, подмигнув Катарине, нежно потрепал её по зардевшейся щёчке. Её захлестнуло потоком счастья, горячая волна разлилась внутри, согревая, пробуждая неведомые доселе ощущения. Веки вдруг отяжелели, будто придавленные тяжестью камней, губы невольно приоткрылись, безмолвно моля о том запретном, что заставляло Катарину просыпаться ночами, томясь от грёз. В какой-то момент ей почудилось, что Том сейчас её поцелует, и она закрыла глаза, затаив дыхание в ожидании…
Но его губы на миг, коснулись её щеки, и тёплая ладонь сомкнулась на руке девушки, принуждая встать. Разочарованная, пристыженная собственными грешными желаниями, она поспешно вырвалась, и, опередив удивлённо нахмурившегося Томаса, ринулась прочь из кухни…
2. Глава 2
— Катарина! Катарина, где ты?
Девушка притаилась, руки её замерли в воздухе с насаженным на вилы сеном. Она узнала ту, что звала её по имени, но сейчас Катарине не хотелось ни видеть подругу, ни говорить с нею. Мария девчонка хорошая, правда, очень часто её заносит, и она совершенно не умеет быть тактичной. Рубит с плеча всё, о чём думает. Дружили они давно, с младых лет, и, пожалуй, Мария была единственным человеком в деревне, кому Катрина могла довериться.
Сегодня похороны отца, вернее… Земле предадут то, что от него осталось. Разодранную плоть. Катарина передёрнулась, вспомнив об утреннем инциденте. Когда мать ненадолго отлучилась помочь соседскому ребёнку, обжёгшему ногу, девушка тихонько проскользнула в большую комнату, где стоял наспех сколоченный гроб.
Она только хотела взглянуть на отца, проститься с ним без посторонних глаз и ушей, чтобы искренне выплакать своё горе. Том в то время возился во дворе вместе с другими мужчинами, разметая тропинку для скорбной процессии, а Элиза понесла продавать по соседям молоко — Катарина в окно видела удаляющуюся фигуру сестры, закутанную в потрёпанную, подбитую соболиным мехом, накидку.
Следовало признать, двигало ею ещё и любопытство. Нездоровое, постыдное любопытство, от которого невозможно было отвязаться — оно гнало, подначивало переступить порог запретной комнаты. И Катарина решилась. Тенью проворно скользнуло к гробу, зажмурилась на мгновенье, опасливо покосилась на задёрнутые плотной тканью окна, и шагнула вперёд.
Порыв ветра всколыхнул шторы, пробравшись через щели между рамами. На улице до сих пор было сумрачно из-за громоздких туч, рассвет вяло вступал в свои права, неохотно прогоняя ночь, как вдруг, невесть как прорвавшись сквозь ватные тучи, воровато выглянул краешек полной луны. Залил призрачным светом комнату, заструился белёсой дорожкой по полу, и в тот миг, когда коснулся лица покойного, Катарина в ужасе отпрянула.
Сердце, казалось, вот-вот выскочило бы из груди, настолько жутким было зрелище. На бледных щеках отца начали прорастать длинные пучки чёрной шерсти, руки, завязанные куском верёвки, тоже покрывались ворсом, и, — девушка готова была поклясться! — она услышала слабый, леденящий душу, рык в глухой тишине комнаты.
