Жена… ты не вольная птица,
И крылья повязаны в крепь.
Перестала блистать, молодиться,
Быть красивой, как вешняя степь.
Разве муж твой ревнивец и деспот?
Он носить обещал на руках,
Но куда же благое все делось?
Холод блещет в звериных глазах!
Вот ты, долюшка русской женщины,
Нет тебе ни начала – конца,
Ты в извечном ненастном брожении
От венчального злого кольца
И до смертного грубого одра.
Ан Кольцов еще видел печаль
Этой боли и горькой, и гордой,
И хулил он «туманную даль».
И Некрасов тужил, стоя с тростью
У ржаной полосы, где в лучах
Пот сгребала с лица она горстью
С затаенным испугом в глазах.
Не одумался ведь и поныне
Русский бражник, мужик-дуралом,
Ему по сердцу ропот рутины,
Не срастающий темный излом.
Всякий суд на бумаге иль всуе
Для него, как поземка весной.
Грош последний в штанину засунет,
Через час будет грязно-хмельной.
И последует вскоре добавка,
И последует вскоре разбой.
Вопиет она: «Лучше б удавка,
Чем мучения жизни такой!»
Вопиет эта русская женщина
И сегодня… И сотни уж лет.
И беда ни на грамм не уменьшена.
Только ночь. Не предвиден рассвет.
Эх ты, Русь, мать извечно родная,
