– М-да…. Кажется, мой триумф не состоялся. В общем, то, что ты сказал, конечно, вполне…. В общем, принимается…. Но…. Да, пожалуй…. Для каждого конкретного живого существа – это, может, и справедливо. Но для жизни вообще?… Ведь, всё живое продолжает себя в своём потомстве. Находясь в постоянной борьбе с энтропией, жизнь, как таковая – не прекращается никогда. Получается, что у неё тоже неистощимый запас этой энергии, воли. Чемодан всякий раз подхватывают и несут потомки. Получается, что жизнь не уступает энтропии, что она так же неисчерпаема и самодостаточна. А значит, для создания такого количества разных видов живых существ и их дальнейшего усовершенствования эволюция вполне может противостоять энтропии, раз уж ей столь успешно противостоит жизнь, и у потомков червя могут отрасти мозги и жабры. Ну, как? Что скажешь?
– Заранее прости, но я опять не могу не похвалить тебя. Ты – достойнейший противник.
Виктория снисходительно заулыбалась, слегка покачивая, головой.
– Ладно, гуру, давай….
– Ты совершенно верно подметила. Свободная воля всего живого, выраженная в бесконечной смене поколений, вполне успешно противостоит энтропии. Благодаря этому жизнь может существовать миллиарды лет. Но эта энергия противостоит ей в плане сохранения жизни как таковой, а не организационно. Структурно жизнь полностью подчиняется законам энтропии. Скажи, почему, как только мы определились, что жизнь в состоянии противостоять энтропии, ты сразу прицепила к ней эволюцию. Разве то, что жизнь в принципе существует, доказывает, что она существует по законам именно эволюции. Это всё равно как, раз при ветре качаются деревья, то из-за них-то он и дует. А тебе не кажется, что совсем наоборот, что всё многообразие жизненных форм появилось благодаря абсолютно противоположенному закону – закону инволюции.
– Инволюции?! Это, как это?
– Это так – переход от единого сложного к разнообразному простому, от совершенной единицы к примитивному множеству.
– Ну, бред…. Ну, бред же! Каждый школьник знает, что….
– Он это знает, потому, что, как ты говоришь, его так учили, и он почему-то всё это принял на веру, не задумываясь. Кажется ты, только что, на основе практически собственных умозаключений, пришла к выводу, что все, фактически все виды млекопитающих могли произойти всего от одной исходной формы.
– Да, согласна, пришла…. Ты сам говоришь – это просто изменения, замена одних возможностей на другие.
– На самом деле, это не совсем так. Это, скорей, гипертрофированное развитие какой-то одной способности и утрата сразу нескольких, других, изначально данному виду присущих.
– Это ещё почему?
– Ну, смотри сама. Для того, что бы одна часть особей исходного вида начала искать пропитание в воде, и в дальнейшем, в результате естественного отбора, их потомки стали исключительно водоплавающими, разве исходный вид не должен был уметь плавать и нырять, пусть и не так здорово, как его видоизменённые за миллион лет потомки. Согласись, потомки существ, которые в принципе не могут находиться в воде, вряд ли станут тюленями. Согласна?
– Ну, согласна….
– Тоже самое можно сказать и в отношении любых других способностей – лазать по деревьям, быстро бегать, высоко или там далеко прыгать и так далее. То есть, достижение потомками совершенства в каждой из перечисленных способностей базируется на наличии всех этих способностей у особей исходного вида. Они должны были обладать их суммой. Так?
