Сновидения пивного пьяницы - страница 29
Она засмеялась, прильнула ко мне, я почувствовал её запах и загорелся, как римский факел. Я знал, что могу всё испортить, но просто ничего не мог с собой поделать. Это всё равно что быть наполовину под дорожным катком, а потом сказать: «Ну я пошёл». Это невозможно, это было выше моих сил. Я приобнял её за бёдра и легко поцеловал. Мы взялись за руки и пошли дальше. Я достал сигареты, вынул одну, зажал в губах и полез за спичками. Она выхватила сигарету и бросила её на обочину.
– Курение тебя погубит, – сказала она.
– Ладно-ладно…
Мы решили зайти в магазин, купить газировки, шоколадных конфет, всякой мелочи. Возле магазина сидела дворняга. Проходя мимо, я отчётливо слышал, как она что-то бормочет на человеческом языке, вокруг было много народу, и никто и вида не подавал. Собака жаловалась на блох и яростно их выкусывала. На нашем, русском, языке.
– Слышишь?
– Да. Что именно?
– Собаку? Она говорит!
– Все животные разговаривают.
– Чёрт, да эта на человечьем языке говорит! Послушай!
Собака подняла на нас мокрый нос и замолчала.
– Пойдём в магазин, – сказала Света.
В магазине, уже на кассе, ко мне подошёл какой-то старый бомж и сказал:
– Сукин сын Луций Корнелий Сулла Счастливый.
– Чего?
– А ведь мой план тогда почти сработал! Разве я был неправ, когда говорил, что тиран скоро умрёт и штраф можно будет не платить? Эх, если бы… Мне не хватило-то пары часиков! Эх… Если бы…
– Я не знаю, старик.
Мы вышли на улицу. Поднялся ветер, и сильно потемнело, как будто был вечер.
– Эй, ну что за хрень? Такая погодка была!
– Хоть бы дождя не было, – ответила она.
– Не говори. Пойдём.
Я думал про того старика – что за чертовщина? Неужели это и есть любовь? Неужели, если человек влюбляется, ему обязательно сходить с ума?
Стало немного прохладно, я воспользовался этим, чтобы прижать её к себе, она не сопротивлялась, затем я засунул одну руку ей в задний карман джинсов и нащупал там самую восхитительную попку, которую только в состоянии носить смертная.
– Э-эй.
– Ничего не могу с собой поделать: руки мёрзнут!
На углу дома я поцеловал её ещё раз, более долго и откровенно.
Мимо проходил какой-то мужик, они поздоровались, затем он протянул мне руку и сказал:
– Ксеркс так хорошо платит, а я с детства знал те места… Я ж ничего, я так… – и пошёл дальше.
– Он, что, ненормальный? – спросил я.
– Нет, он просто поздоровался.
– Какие он там места знал?
– Да откуда я знаю…
Мне надоела вся эта чушь. Все эти собаки, бомжи, ксерксы.
– Слушай, пойдём в какое-нибудь тихое местечко. Я куплю вина. Посидим. Надоело бродить.
– Пойдём. Вина не надо.
Мы зашли в какой-то дворик, сели на лавочке и стали целоваться. Я не чувствовал земли под ногами, это было ни с чем не сравнимое чувство. Сзади была густая-густая трава. Зелёная, свежая и высокая.
Мы упали в эту траву – и целовались, целовались, целовались… Это было очень долго и прекрасно, иногда жадно и настойчиво, иногда нежно и застенчиво. Мои руки на ощупь бродили по её идеальному телу. Я и не помышлял заняться с ней сексом. Я не хотел этого банального хлюпанья. Я только мечтал, чтобы этот момент никогда не кончался. Я тонул в запахе её волос, я был словно зачарованный, да и плевать, лишь бы этот поцелуй длился как можно дольше. И все древнегреческие боги услышали мои молитвы. Мы наслаждались друг другом несколько часов. Потом мы минут десять провалялись в этой траве, просто глядя в небо и не произнося ни слова. Мы молчали, смотрели вверх и всё друг о друге понимали. Затем я встал, зашёл за соседний деревянный сарай, чтобы отлить, закурил сигарету, но тут же выбросил. Когда вышел оттуда, Света уже встала и говорила с какой-то женщиной, они, судя по всему, были знакомы. У женщины на руках был младенец. Я подошёл к ним. Женщина была уже в возрасте – лет 55–60 ей было. Но беззлобная. На голове платок.