Затем – я уже веду диалог с двумя представителями закона. Я пьяный. Один на безлюдной дороге. Неподалёку от главной проходной завода «Ростсельмаш». Около двух ночи. Чокнутая луна поливает меня святым светом.
– Ты чё тут делаешь? – спросил один и направил на меня фонарик.
Чего это, думаю, он фонариком на меня светит? Пьяный, что ли? Я же в него не свечу!
– Домой, – говорю, – иду.
– Откуда?
– Так, с футбола же…
– А чё пьяный такой?!
– Так, проиграли же…
– Что в карманах?!
– Ключи, сигареты, телефон.
– Вытаскивай!
Чего, думаю, ему от меня понадобилось? Вытаскиваю. Он подходит и ощупывает карманы. И этот мацает! Он ничего боле не нашёл.
– Далеко живёшь?
– Нет, тут за углом, – соврал я.
– Ну, давай, дуй домой да проспись.
– Отлично! Ну я, пожалуй, пойду.
И стою посреди большой дороги и восклицаю «Аз есмь! АЗ есмь! АЗ ЕСМЬ!» И тут я расхохотался, расхохотался так, будто Зевс летит на божественной колеснице. Как будто Гера с младенцем на руках, на руках, испачканных кровью. Как будто…
Ладно, как я уже сказал, утро выдалось безрадостным. Но у меня есть один приём. Если вы не хотите похмеляться спиртным, опасаясь, как бы не наклюкаться уже к десяти или одиннадцати утра, то лучше вам ничего не найти. Смотрите: нужно найти объёмную тару. Обычно я просто отрезал горлышко у любой двух- или полуторалитровой бутылки. Лёд нужно готовить с вечера. Так вот, выливаете в свою тару литр охлаждённой кока-колы (не пепси) и засыпаете всё это дело 10–15 кубиками льда. Пить маленькими глотками. Бодрит. Проверено.
Так я и поступил, а затем выполз на солнце. Делать нефиг, дай, думаю, съезжу на «Динамо», покопаюсь в старых книжках – может, найду чего… Шагаю по раскалённому асфальту, как римский прокуратор. В душе – пустота, в голове – гвоздь, да и вообще – «как у латыша – хуй да душа». Да и та – на средневекового рыцаря похожа. Звучит красиво, а на самом деле – пьянство и разврат. Или, может быть, как у лорда – хуй да морда. Да и та – морда.
А что насчёт души Достоевского? Я читал (чего я только не читал), что он частенько наведывался в дом терпимости, где потягивал несовершеннолетних шлюшек. Как знать…
Я заперся в наливайку, где сразу же поправился тремя бокалами холодного пива. Затонувшая Атлантида стала немного ближе. Моя походка становится увереннее, мои цели приобретают явственные контуры – я пытаюсь снять деньги с банковской карты.
Есть, доложу я вам, отдельная каста отвратительных людей – канцелярские служащие, небольшие работники банков, сотрудники соц-чего-то. С ними нестерпимо тяжело иметь дело и даже – говорить. Там, в отдельной комнате, сидела девушка, и у неё были уродливо-мелкие черты лица. Говорила она отрывисто. Голос дребезжал. И даже писала – строго. Восклицательный знак в какой-то бумажке она поставила немного дальше, чем предполагал обычный, общепринятый интервал между буквами и символами. В её отдельную комнату зашёл старик. Она тут же завопила:
– Выйдите! Выйдите! Ждите в коридоре!
В комнате был кондиционер, а вне комнаты – жара и духота.
– Да я остыть немного, – сказал старик, – что я вас, съем, что ли?
– Я не могу работать в таких условиях, – вопила девица…
Я молча сунул ей карточку. Она ощупала меня мокрыми глазами.
– Денег снять, – сказал я, – три тысячи.
Она всё проделала и вернула карточку. Я вышел.
– Заходите, – сказал я деду.
На рынок «Динамо» я отправился на автобусе. И там случилось кое-что. Кое-что из разряда «специально не придумаешь». Короче: на одной из остановок зашёл цыганоподобный мужичок и принялся играть на баяне. Супротив меня сидел какой-то здоровенный, жирный мужик. Сидел себе, гад, и ничем таким не выделялся. И тут вдруг он подскочил, ломанулся к двери, когда мы уже тронулись, и принялся орать:
