Сны деревни Динчжуан - страница 10

– Подумайте, – говорит завотделом. – В других уездах люди наперегонки несутся кровь продавать. Там заходишь в деревню – все дома новые, а в Динчжуан зайдешь – одни хибары, хотя с Освобождения вон сколько лет прошло, и партия вами вон сколько лет руководит, и социализм мы вон сколько лет строим.

Завотделом сказал так и ушел.

И дед мой тоже ушел.

И деревенские разошлись. Разошлись по домам, чтобы решить – богатыми быть или бедными.

Сумерки укрыли старое русло пустынной прохладой, в закатных лучах пески отливали бурым, кровавым багрянцем. С дальних пашен, с пшеничных полей летел зеленый стебельный запах и парил над песками.

Парил над песками, оставляя невидимую рябь.

Отец не уходил. Не уходил со старого русла. Не уходил от ямы, которую выкопал мой дед. Все стоял у ямы и смотрел на воду. А потом наклонился к воде, напился из горсти, вымыл руки и засмеялся.

Отец зарылся в яму руками, и скоро на месте озерца забил родник. Вода с шумом лилась из родника, плескала через края ямы, утекая к сухим пескам.

Струйкой ровной и тонкой, как столовая палочка.

Длинной, как ивовая ветвь, дальше и дальше.

И тогда мой двадцатитрехлетний отец засмеялся.

Дед лег спать за полночь.

И уснул.

И видел сон. Во сне ночной ветер принес ему воспоминания о той весне, когда люди бросились продавать кровь, и дед увидел, с чего началась лихоманка. С чего начался кровяной промысел. С чего началось процветание. Все стало яснее ясного: посеешь тыкву – соберешь тыкву, а посеешь бобы – соберешь бобы.

Мой дед живет в сторожке у школьных ворот, стены у сторожки из кирпича, а крыша плоская, во внутренней комнате – кровать и стол, во внешней – печка, скамья и чашки с плошками. Дед знает, как важен порядок в комнатах, поэтому перед сном он всегда убирает скамейку к стене, чашки, плошки и палочки раскладывает на разделочной доске, а бадью с питьевой водой прячет под печку. Коробку с огрызками мела дед оставляет на правом верхнем углу стола, а стопку забытых старых тетрадей и учебников прячет в стол. Если все вещи лежат там, где следует, если в комнатах царит порядок, то порядок будет и во снах: проснешься утром, а сон не исчезает, стоит перед глазами; снилась тебе пшеница – увидишь пшеницу, снились бобы – увидишь бобы. Помнишь все до последнего слова, до последней мелочи.

Перед тем как лечь спать, дед всегда прибирает в своей сторожке.

И сны его четки, словно иероглифы в тетрадке отличника.

И сегодня ночью он отчетливо увидел, с чего начинался кровяной промысел.

Бах – и в Динчжуане появился кровпункт, первый во всем уезде. Зеленый навес светился под солнцем, будто редька лоба. Под навесом вбили белую табличку с большими алыми иероглифами: «Кровпункт при уездной больнице», но за целый день ни один человек в Динчжуане не пришел туда продавать кровь. И на следующий день никто не пришел продавать кровь. На третий день заведующий Гао из отдела народного образования снова прикатил на джипе к школьным воротам, чтобы поговорить с моим дедом.

Говорит: учитель Дин, уездное начальство хочет меня уволить. Скажите на милость, как нам быть?

Говорит: учитель Дин, я не буду докучать вам просьбами. Завтра пришлю в деревню два грузовика, пусть народ съездит на экскурсию в Цайсянь. Цайсянь – богатейший уезд во всей провинции, образцовый уезд. Организуйте группу, чтобы от каждой семьи поехало по одному человеку, больше мне ничего не надо.