Читать онлайн Виктор Черненко - Сны эмбриона

Глава 1

Открытая дверь

Я прячусь от них, потому-что они везде меня преследуют. От них, кажется, невозможно скрыться…Вот и сейчас – я сижу в каком-то гадюшнике, тяну свое темное пиво и знаю, что не позднее, чем через минуту, они опять возникнут – обесцвеченная, неопределенного возраста блондинка, высокий угрюмый старик и отвратительный, вечно гримасничающий карлик…Уродливая троица, пугающая меня уже целый год…А виноват во всем я, когда согласился принять участие в диком эксперименте моего приятеля Макса, еще со школы погрузившегося в мрачные глубины оккультизма. Однажды, когда в очередной раз я в пух и в прах разругался с Ленкой, этот чернокнижник ( чтоб его! ) позвонил и пригласил меня к себе на выходные…Знал бы я, во что превратится этот уикенд! Но тогда – после трех бутылок коньяка и десяти часов непрерывного, хлещущего из 50-ваттных колонок ритм-н-блюза – я был рад любой возможности убежать от самого себя....

Макс обитал на окраине, арендуя у какого-то на ладан дышащего завода бывший то ли склад, то ли гараж – короче, современную индустриальную гробницу…Всюду в его жилище висели какие-то сумасшедшие абстрактные картины, средневековые гравюры сменялись черно-белыми репродукциями сакральных культов и мистических ритуалов, на книжных полках аккуратно стояли в кожанных, потемневших переплетах фундаментальные колдовские труды, а в воздухе витал знакомый до боли запах. Макс уверял: нарда. Я не сомневался: конопли…

Мастер ( так отныне Макс попросил называть его ) несказанно обрадовался нашей встречи, ведь мы не виделись с ним почти три года. Но мое предложение сбегать в гастроном он вежливо, но твердо отклонил, добавив, что это может помешать проведению эксперимента. Итак, этот бледный тощий очкарик с безумно горящим взором поведал мне следующее. По его словам выходило, что наш мир – не единственная реальность, и что бабы и баксы котируются только у нас – у примитивных представителей третьей и четвертой космической расы. На самом деле, главная ценность во Вселенной – энергия, виды которой неисчерпаемы и которыми, по мере эволюции, те или иные существа овладевают…

С каждым словом Мастера во мне росло четкое и неприятное ощущение, что мы в его безумной обители – не одни. Будто что-то постепенно сгущалось вокруг нас. А Макс уже увлекал меня куда-то по коридору, приговаривая, что сейчас я, жертва вульгарного материализма, увижу все сам. И вот мы оказались в абсолютно голой, пустой комнате, посреди которой одиноко возвышался причудливой формы стул. Наверное, именно в таких комнатах – с минимумом декораций – снимают малобюджетные порнографические фильмы. «Это – дверь между ведомым и неведомым» – торжественно объявил Мастер-Макс, придвигая мне стул. Я тоже, между прочим, слушаю «Дорз», но покойный Джимми Моррисон эксгумировал эту строчку Блэйка, явно перебрав с галлюциногенными грибами.

Итак, продолжал мой безумный приятель, главное – научиться безболезненно и, с нулевыми потерями энергиями, выходить в астрал. «Иначе – неизбежны неприятности». Я – еще не совсем отошедший после коньяка – машинально кивал головой. Макс, тем временем, принес и зажег стеариновые свечи, расставил их полукругом и стал чертить на полу какие-то пентограммы. «Это – усилит нашу неуязвимость, когда мы временно покинем свои физические оболочки» – шепотом успокоил он меня. Затем, заставив меня залпом выпить какую-то гадость, Мастер начал выть, мычать и петь что-то заунывно-нечленораздельное – я, бывает, так огорчаюсь, когда – целиком намыленный – внезапно обнаруживаю в кране отсутствие воды.

Я медленно закрыл глаза и попытался, по инструкции мудрого Макса, представить море, по которому скользят солнечные блики. Вместо этого перед глазами почему-то возникла пивная, где на днях мне чуть не выбили два зуба…И вдруг чья-то приятная, прохладная ладонь легла на мой лоб, я четко услышал возле себя мелодичный женский смех. Конечно же – как я не догадался сразу! Макс подсунул мне, скотина, какой-нибудь наркотик, вызывающий галлюцинации. Но жаловаться мне было грех – на меня, не отрываясь, глядело небесной красоты создание, окруженное нежно-зеленоватым свечением.

«Контролируй себя» – услышал я знакомый голос чернокнижника – «здесь все не так, как в нашем мире». Внезапно прекрасные черты небесной ( астральной?) незнакомки стали исчезать, уступая место ужасной, отвратительной зеленоволосой ведьме. Ее скрюченные, посиневшие пальцы мертвой хваткой вцепились в мое горло, ее дьявольский хохот насиловал мои уши, а мерзкое, зловонное дыхание досрочно отправляло прямо в ад…Проклятый Макс! Проклятые опыты! Вдруг все исчезло, и вот уже надо мной – огромное, утыканное золотыми булавками звезд, ночное небо. Я плыву, полулежа, в какой-то лодке, до моего слуха доносится негромкое пение, и роскошь окружающих ароматов сплетает для меня свой волшебный, изысканный гамак…Но блаженство мимолетно – внезапно я слышу грохот колесниц и чувствую запах гари! Ржание сотен обезумевших коней, рев тысяч глоток участников кровавой битвы обещают неминуемую гибель! Меня протыкают копья, в меня вонзаются – по рукоятку – кинжалы и мечи, но я остаюсь невредимым – плавно перемещаюсь в какой-то фантастический город, в котором не видно ни одной живой души. В котором не заметно ни единого огонька – мрачная, темная цитадель, где – в недоступных недрах – замышляются нечистые дела.

«Все! Возвращаемся назад!» – в полубеспамятстве, слышу я приказ Макса. Но как найти дорогу домой в этом мелькающем, феерическом ЛСД-вороте? Где – точные указатели в родную реальность баб и баксов? Кто-то меня тянет, страстно целует, кто-то вонзает в меня когти и рвет на части мою плоть, я лечу, задыхаясь, в переливающуюся бездну шизофренических образов и протяжно вою на фиолетовую, покрытую морщинами луну…

Очнулся я в той же самой комнате, на порнографическом стуле от долгого вопля Мастера. Макс, с раскрытым огромным фолиантом в руках, сидел среди потухших свечей и, всхлипывая, горестно качал своей больной, трапецивидной головой. «Мы погибли!» – вскричал он, – «я забыл задвинуть магический засов, и теперь мощные астральные сущности, используя наше биополе, могут беспрепятственно проникать в наш мир! Мы притащили сюда энергетических вампиров!»

Вот опять их, кроме меня, никто не замечает – хотя народу в этой забегаловке сегодня хватает. Счастливые люди! Они спокойно пьют водку, рыгают в салаты и ковыряются в гнилых зубах многоразовыми зубочистками…Им никто не угрожает, их никто не преследует. А я, допивающий пиво в окружении призраков, вынужден придавать их неестественному, полулегальному существованию неведомый мне смысл, я должен свыкнуться с их постоянным присутствием, потому-что безумный Макс забыл задвинуть магический засов! Скотина! Когда он выйдет из психушки, эксперимент поставлю уже я! И если Мастер, после двух бутылок коньяка, перепутает «Джетро Талл» с Эриком Клэптоном, я раскрою – под молчаливое одобрение монстров – его ненавистный череп. Пусть быстрее закрывает свою дьявольскую невидимую дверь!

Старик и наяда

Сидящий рядом со мной старик тяжело вздохнул и снова покосился на мое пиво. Сделав еще один глоток, я дружелюбно передал ему бутылку: «Угощайтесь, если не брезгуете». Хмыкнув, будто я ляпнул какую-то глупость, незнакомец дрожащей рукой подхватил стандартную поллитровую емкость и единым глотком опорожнил ее до дна. Октябрьский ветер, словно режиссер авангардной пьесы, аккуратно смешивал субстанцию свежеопавших листьев с обертками от конфет, окурками, обрывками газет и афиш, клочьями целлофана и бог знает каким еще мусором…Я люблю это время года. Я ценю это время дня – когда тени, падающие от предметов, образуют дрожащий и изменчивый узор, а из глубины парка доносится хит отгремевшего лета.

– Тебя как зовут-то? – вытирая усы, спросил меня сосед по единственной неразломанной скамейке в зоне отдыха.

– Платон, – чуть-чуть подумав, ответил я.

– Николай Степаныч, – протянул старик свою ладонь, и мне пришлось, чтоб не нарушить гармонию момента, прикоснуться к ее влажной, липкой поверхности. – Я вот тоже приползаю сюда частенько. Тихо здесь, спокойно так. Смотрю на волны и всю жизнь свою прошедшую вспоминаю. Как-будто пацан я опять малолетний. Тяжелое время было. Батя на железной дороге пропадал, в депо локомотивном, а мать с раннего утра вся в заботах и в делах – свой дом у нас был, не казенный – ну а я сюда, к утесу, прибегал и ее ждал, ненаглядную…

– Вот она – завязка, – подумал я. – Неужели все в мире, как сказал один сумасшедший художник, вертится вокруг женских сисек? И вся мировая культура получилась путем подавления полового инстинкта? «Шерше ля фам» – комедия здесь или трагедия?

Старик замолчал и, спустя некоторое время, заговорил снова:

– Из воды она всегда появлялась и пряталась вон за теми камнями. Я сначала, когда в первый раз-то ее увидел, решил: померещилось. Огненно-рыжая грива волос и голая вся. Никакой чешуи! Стал я, значит, каждый день приходить на это место – удочку с собой брал, снасти, будто бы на рыбалку…Она сперва пугалась меня, когда я ее к себе подзывал, а чуть погодя стала подплывать ближе и ближе. Ну, я краснел, когда титьки ее-то видел огромные, о она улыбалась и одну и ту же песню по-нерусски пела – жалобно так…Две недели так продолжалось, только батя мой заподозрил неладное – я постоянно без улова возвращался, а друганы мои – с полными корзинами и мешками. Тогда ведь рыбы было, как сейчас банков этих коммерческих, чтоб они сдохли…Как щас помню день тот, когда все и произошло. Я, как обычно, бродил по берегу, потом приметил ее на нашем месте и побежал, босоногий, навстречу. Да ничего не было такого между нами, у меня и не стоял, кхе-кхе,тогда еще. Я токма прижимался к телу ее мокрому, груди гладил, волосы и все такое…Закрывал глаза и голос ее диковинный слушал…Как-будто в другой мир попадал, который все давно забыли. Вдруг побледнела моя царица, отшатнулась, и тут же я услышал крик страшный отца: «Микола!» Оборачиваюсь – а он у воды, со вскинутым ружьем, в десяти шагах от нас…Выследил! Я попытался закрыть ее, да споткнулся и в воду плашмя рухнул. Выстрел! Другой! И песня ее оборвалась…Месяц почти я потом в бреду метался, в себя не приходил. Думали: не жилец я уже. Спасибо матушке – с того света вытащила, царство ей небесное. Так и мыкался потом один – ни семьи, ни жены. Никого. Прихожу вот сюда почти каждый день – пока Амур еще не замерз – и жду: может, не утопла она, может, вот-вот приплывет – такая же, как тогда – и я успею поднять ее на руки и сказать, что никого, кроме нее, на свете у меня никогда не было…

Старик замолчал и стал беззвучно плакать. А я посмотрел вниз, на Амур, на седые, многолетние валуны, и мне на миг почудилось, что в волнах мелькнула и тут же исчезла фигура последней наяды…

Попутчица

Выскочив из такси, я с ужасом взглянул на привокзальные часы – до отправления моего поезда оставалось ровно три минуты…Чертовы пробки! Чертова командировка! Чертова работа! Вот так происходит всегда – как нужно провести репортаж из модного ночного клуба или осветить открытие очередной суперсауны – отправляют моих более именитых коллег, а как ехать в какую-нибудь захолустную дыру – гонят неизменно меня. Ну приходил я в редакцию пару раз не совсем трезвый, ну сорвал однажды интервью с директором завода, где без задержек выплачивают рабочим зарплату – но это же еще не повод губить мою журналистскую карьеру! Аналитик я, а не репортер! Мне обзоры подавай – по искусству там, по инвестициям или, хотя бы, по международной моде.