Внезапно унылую гнетущую тишину нарушил истошный девичий визг. Льор вытянулся, словно по спине его ударили хлыстом. В высоком голосе почудились интонации Софии, но в следующий миг на улице показалось несколько человек – крепкие мужланы бандитского вида. Они тащили ужасно тощую девчонку с темно-русыми растрепанными волосами. Чтобы она не кричала, ей завязали рот грубой тряпкой. Не Софию, и все же… как минимум ее ровесницу.
– В машину ее! В багажник! – скомандовал один из похитителей.
Раджед инстинктивно подался вперед, словно надеясь разорвать стекло. Он раньше и не додумывался, что с таким артефактом мог бы не просто в праздной неге наблюдать за планетой людей и соблазнять местных женщин, но и помогать кому-то, спасать вот такие невинно загубленные жизни. О том, что несчастное создание не заслужило ужасной судьбы, кричало буквально все: от капель моросящего дождя до искр, осыпавшихся с разбитых лампочек. Девушка не заслужила родиться и сгинуть в этом аду.
Льор непроизвольно надавил на стекло, и показалось, словно почти удалось пробиться. Оно завибрировало, талисман на груди потеплел. Но ничего не произошло, а злосчастная машина скрылась за поворотом, словно никогда и не существовала. И все стихло, изображение померкло.
Вот так и пропадали люди на этой неприветливой планете, которую обитатели обреченного мира рисовали себе сказочным новым домом. Но сколько же зла таилось в каждой подворотне! Какие темные истории хранил заплеванный асфальт! Сколько образов сломанных жизней смывал в канализацию прогорклый от химикатов дождь!
Сердце Раджеда непривычно колотилось, как от охватившего волнения за кого-то близкого. За кого? За неизвестную девчонку-ячеда? Но, кажется, он перестал разделять льоров и простолюдинов. София доказала, что разница между ними катастрофически мала, а в Эйлисе две касты слишком неоправданно возвели в великий культ.
«И это тоже Земля. Я должен найти Софию! Если на ее планете творится такое, они все в опасности. Каждый миг!» – нервно метались мысли, а пальцы невольно пробовали нити мира, стремясь пробиться в безвестную трущобу. Но власть над артефактом не восстанавливалась. Раджед вновь люто злился на Сумеречного Эльфа. «И вот это ты видишь каждый день во всех мирах?! И вот в это не вмешиваешься?!»
«Поверь: мне от этого… больно. Очень больно. Поэтому я порой и рад, когда мне дают по зубам. Но ничего не могу изменить, иначе сгублю весь их мир», – вдруг донесся сдавленный ответ, словно шепот осеннего ветра, что подхватил случайный высушенный лист.
«Замолчи! Пусть ты всезнающий, но хотя бы не будь навязчивой галлюцинацией!» – отмахнулся Раджед. Меньше всего он желал слышать этот голос в голове. Руки даже подернулись желтыми искрами прозрачных клинков, однако бессмысленный гнев улегся.
Льор, поражаясь себе, осознал, что злится на неудавшегося Стража уже не за свой испорченный план, а за ту несчастную девушку, которой они со всей своей огромной силой так и не сумели помочь. Не имели права? Так твердил Сумеречный Эльф каждый раз?
Поневоле он жертвовал единицами, чтобы спасти миллиарды. «Что ж в Эйлисе никем не пожертвовал? Духу не хватило? Или план какой-то другой? У тебя же на все есть план! Зачем тебе человечность? Зачем тебе какой-то мелкий мирок по имени Эйлис? Что ж его не сохранил? Или есть целые миры, которые должны умереть, чтобы уцелел баланс? Сколько еще жертв необходимо для вселенского равновесия? И для кого тогда вся эта сила?» – фыркнул безмолвно льор, оскаливаясь. Порывом возмущения он вновь вгрызся в зеркало, перебирая магические нити. Он не ощущал жжения и разрядов электричества, словно сделался невосприимчивым к ним.
